Делать что хочешь и все успевать: история того, у кого получилось

Даже любовь к вертолетам возникла в юности. Когда я снимался в кино, в боевике с Розенбаумом в финальной сцене, я, мальчишка 14 лет, гнал машину по пустыне, а он с вертолета МИ-8 пикировал, а потом стал обстреливать мою машину. Ну вот тогда стало понятно, что вертолеты обладают явным преимуществом над машинами. Теперь летаю сам, каждые выходные.

Расскажите поподробнее про идеи из детства

Когда мне было 12–13 лет, меня стало волновать, что время идет в одну сторону. Я решил, что время — самый ценный убывающий ресурс и что я отвечаю за то, о чем думаю каждую минуту. Пройдя от дома до метро, я думал, что вот эти 10 минут никогда не вернутся. Еще меня волновал вопрос существования Бога. И когда закончились съемки в кино, на большую часть гонорара я купил Библию XVIII века.

Почему именно XVIII? Современная не подошла бы?

Мне казалось, что если книга сама по себе старинная, то должна быть более ценной в духовном смысле, чем современная. Сейчас я понимаю, что это одна и та же книга. Но когда мне было четырнадцать, я думал, что старинный фолиант может дать мне более глубокое понимание вещей.

Не знаю, как мать разрешила потратить столько денег на книгу, тем более, у нас совсем было трудно со средствами в какое-то время. Но она решила: раз я заработал эти деньги, это мое решение. Эта книга до сих пор со мной.

Родители так прививали вам самостоятельность?

Они довольно рано разошлись, поэтому я остался за мужчину в семье. Может, это звучит странно, но мать всегда советовалась со мной как со взрослым, даже когда мне было лет одиннадцать. Она говорила: «Как ты думаешь, где нам лучше провести лето?» Я любил рыбалку и тащил нас куда-нибудь на озеро или на Волгу. Но довольно быстро я понял, что мне нужно думать о нас двоих. И когда она спрашивала в следующий раз: «Поедем отдыхать?», я говорил: «Лучше давай скопим деньги… на твою дубленку».

Вы легко находили общий язык с другими детьми?

В детстве старался держаться в стороне от больших компаний. Мне, конечно, было любопытно. Там же и девчонки были. Но меня не устраивало быть просто частью группы, а лидерство в учебе (я учился хорошо) у нас не считалось чем-то значимым.

Как-то раз мне, тем не менее, удалось завести весь класс. Я придумал игру в страны. В толстой тетради я стал записывать историю мифической страны, которой я повелевал, — Тинезия. Я придумал ее карту, названия городов, описал технологии, нарисовал множество маленьких корабликов — флот. Из книг я выписал тех героев, которых хотел поселить в этой стране, а потом придумал и целую мифологию.

У тинезийцев был Бог, они ему поклонялись, и был Оракул, который предсказывал события. Вскоре кто-то увидел тетрадь, и началось… уже через пару недель у всех были тетради, и я после занятий возглавлял встречу представителей фантазийных государств. Мы подписывали мировые соглашения, обсуждали торговые контракты.

Правда, меня эта лидирующая роль сгубила. Я решил, что авторитета недостаточно, нужно узнать все тайны всех ребят в классе. И договорился с одним товарищем (у него не было страны), что он будет для меня шпионить. Он брал у каждого по очереди тетради и копировал. Об этом узнали, и мне дали по шее. Так игра и закончилась.

Как вы разобрались с вопросами о Боге и смысле жизни?

В какой-то момент я понял, что не могу их все разрешить, и переключился на бизнес. Мне хотелось приключений, а что, как не бизнес, эти приключения может обеспечить? Я не отказывался ни от какой работы, мне просто было интересно делать все. При этом я не воспринимал бизнес как что-то серьезное, даже когда в компании уже работало несколько сотен человек. Но это всегда был вызов: могу ли я сделать? Это работало как красная тряпка для быка.

В 25–26 лет пошел учиться на философский в МГУ: стал изучать метафизику, эпистемологию, этику и эстетику. И лучше понял, чем занимаются философы. Стало понятно, что даже те вопросы, которые казались простыми, на самом деле сложны: например, что такое сознание, существует ли свобода воли, что такое причина или закон природы.

Ваша жизнь — поиск ответов на эти вопросы?

Только отчасти. Скорее, я пишу автобиографию, которую самому интересно было бы прочитать. Фактически жизнь — это нарратив, текст со структурой, и лучше, когда этот текст интересно читать… Для этого должна быть изначальная гармония, нарушение гармонии, появление героя, новых героев, поиск, испытания и восстановление гармонии. Часть сюжета вписывают наши близкие, а часть — самостоятельное творчество. Музыка, к примеру, была вписана в мою жизнь. Приходилось заниматься на фортепиано с семи лет... Сначала это был явно не мой сюжет.

То есть это все-таки было не ваше решение?

Мама — учитель музыки, заставляла заниматься. Я ненавидел сидеть на одном месте. Но со временем вернулся к музыке, когда стал испытывать дефицит возможности выражать эмоции и чувства. А от джаза я стал получать еще и интеллектуальное удовольствие: понял, как устроена музыка изнутри, что у нее есть математическое выражение.

Чаадаев писал: жаль, что у нас (русских) нет отточенной формы каждодневного бытия. Есть ли она у вас?

Возьму это на вооружение. Да, у меня есть «отточенная форма бытия». Каждый год 30-31 декабря я редактирую список целей, на год и на три. Я выравниваю цели с ценностями, которые могли куда-то отдрифтовать. Потом цели вношу в файл, в программу Things на телефоне и начинаю планировать в календаре: поездки, периоды фокуса на конкретных задачах, важные встречи, важные люди, занятия. Потом все это обрабатываю с секретарями, которые аккуратно размещают планы во времени.

А дальше… дальше как поезд: есть непредвиденные остановки, конечно, но за последние пять лет я реализовал 95% того, что запланировал. Это наводит на мысль, что я, возможно, ставлю слишком достижимые цели. Еще — о том, что я могу спланировать все до конца… но это, конечно, иллюзия. Еще, что мое время — мое только до установки плана. Но это тоже не так — ведь дальше происходит то, что я хотел бы, чтобы происходило. Несмотря на то что это теперь под контролем моих помощников.

Вы не чувствуете, что зависите от них?

Знаете, это как с привычками. Вы, конечно, зависите от своих привычек. Но привычки бывают разными. Допустим, у вас есть привычка бегать по утрам. Вы чувствуете необходимость встать и выйти на пробежку. Вам не нужно преодолевать себя, если это привычка. От такой привычки хорошо зависеть, она снимает энергозатраты на преодоление себя. Я делегирую трудную работу привычкам. Когда привычка делает свою работу, я просто наблюдаю. Это не значит, что я не ощущаю свою ответственность за то, что делаю в этот момент. Я настроил этот механизм, и он работает так, как я хочу.

Мне говорят: а где спонтанность? Но я люблю, когда все идет свои чередом. При этом жизнь не перестает быть разнообразной — сегодня философская школа, завтра встреча инвесторов, послезавтра — игра в квинтете с Бутманом. Поэтому мне не требуется разнообразия в другом, например, в меню или ресторанах.

С удивлением и восхищением смотрю на посты людей в Instagram (запрещенная в России экстремистская организация), когда они каждый день выбирают разные рестораны и блюда. Это требует много творческих сил. У меня так не получается — каждый день ем примерно одно и то же — то, что советуют диетолог и фитнес-инструктор.

В этом отлаженном механизме бывают сбои — стрессы, нервные срывы, депрессии?

Стресс бывает, когда не нахожу быстрого выхода из ситуации, когда приоритеты конфликтуют друг с другом или возникает зависимость от внешних факторов. В таких случаях пытаюсь соблюдать антистрессовую гигиену: занимаюсь спортом, сплю, общаюсь с близкими, не читаю телефон и почту вечером и начинаю решать проблему маленькими шагами. Переключаю фокуса с длинной дистанции на короткую.

Самые стрессовые обстоятельства в будущем: там много неизвестного, и, соответственно, рисков тоже много. В случаях, когда стресс увеличивается, я стараюсь смотреть ближе: что именно сейчас я могу сделать. Пребывание в настоящем — это пребывание в самом безопасном месте обычно. К психологам не обращаюсь.

Вы основали и поддерживаете Центр исследования сознания при философском факультете МГУ. Что это — дань вашему увлечению фундаментальными вопросами?

Философия развивает критическое мышление, делает его более рациональным. А рациональность — та платформа, которая может объединить людей. Я думаю, было бы лучше, если бы мы все прислушивались не только к утверждениям других людей, но и к тем аргументам, которые стоят за ними. Люди, умеющие слушать и понимать других, менее агрессивны. Очень важно уметь ясно формулировать свои мысли. Так лучше общаться. В Центре мы занимаемся конкретными проблемами — соотношения мозга и сознания, свободы воли, тождества личности. Но общая цель — сделать методы философской рефлексии более доступными.

Кто ваш любимый философ?

Если брать историю философии вообще, я бы сказал, Дэвид Юм — он внес важный вклад в понимание того, что такое причина и что такое личность. Он один из первых обнаружил, что человеческое «Я» — просто набор постоянно сменяющихся психических состояний и за этим набором больше ничего не стоит. Эта мысль действует разочаровывающе, но в ней есть даже поэтическая глубина.

Вы знаете, он опубликовал свой первый философский трактат в 27 лет. Для философии это необыкновенно рано. Судя по автобиографии, он был очень обаятельным человеком. В его компании не скучали как любители науки, так и повесы, и даже скромные девушки ценили его общество. Как личность мне еще импонирует Дональд Дэвидсон. Это философ XX века. Он был также пианистом и пилотом. Это и мои хобби, поэтому я чувствую с ним некоторое родство.

Занятия философией что-то дали вам для понимания жизни? Какие открытия вы бы назвали самыми ценными?

В первую очередь — что за многими нашими представлениями не стоит сущностных отличий. Когда мне было 18, я был влюблен. Я был взволнован и смущен. Я думал: действительно ли это любовь? а если нет, то что это? чувствует ли она то же, что и я? Я думал, что любовь, мудрость, щедрость, доброта, дружба — это некие элементы, такие как вода или углерод.

Но потом я понял, что эти понятия — только интерпретации. Они не существуют объективно, в отличие от поведенческих моделей. Эти понятия могут соответствовать множеству вещей.

Я больше не пытаюсь найти глубинные элементы, не занимаю себя вопросами вроде «правда ли это любовь, или это что-то еще». Я смотрю на события и применяю к ним «утиный тест»: «если нечто выглядит как утка, плавает как утка, крякает как утка, то это утка». Утка ли это по замыслу, по сущности или в каком-то духовном плане — это меня не интересует.

Вы стараетесь не строить иллюзий?

Да, возможно. Вот такой утиный тест — это способ не испытывать иллюзии. Это сознательное желание пребывать на поверхностности: не искать глубокий смысл, а судить по событиям. И я думаю, что многое из того, что претендует на глубокий смысл, на самом деле банальности или даже средство манипуляции. Философ Дэниел Деннет называет такие идеи deeptities — псевдоглубокие идеи. Ими изобилует эзотерическая литература, часто такие идеи используются в политике, их множество в религии. Символы, за которыми ничего не стоит, иногда становятся источником бесконечных поисков смысла, а иногда — причиной массовых убийство и войн.