«Как я подозревала у сына аутизм, а получила диагноз сама»

Первые два года жизни сына мне казалось, что я родила ангела. Со старшей дочерью, как это часто бывает с первым ребенком, я едва могла передохнуть. Долгие укладывания с полным репертуаром колыбельных, интерактивные игры в индейцев с утра до вечера, беготня по детской площадке.

Сын же самостоятельно засыпал в кроватке, мог подолгу играть один, часами копался в песочнице. Да, он не начал говорить к двум, но ведь у многих детей младшего возраста бывает задержка речи. Да, я замечала небольшие странности — например, он любил выстраивать игрушки «в линейку» по размеру. На улице, по дороге к площадке, ему нужно было обязательно дотронуться до каждого уличного столба, а если схема нарушалась, мы возвращались к подъезду и начинали сначала. Макароны он ел только определенной формы, а «неправильные» выуживал из тарелки. Я считала это нормальным — все дети так делают. Оказалось, что это не так.

Песочница советов

Глаза мне открыла подруга. Все, что я считала обычными малышковыми причудами, она назвала «аутистичными чертами» и деликатно посоветовала показаться специалисту — мало ли что. Но я не спешила. Масла в огонь начали подливать мамы и бабушки на площадке: «А что, ваш еще не говорит?», «А вот у меня Катечка уже читает стихи!»

Несмотря на скептическое отношение к мнению советчиков из песочницы, я заволновалась. А ведь действительно: старшая в этом возрасте уже говорила длинными сложносочиненными предложениями и на утреннике выступала с удовольствием, а не сидела, стесняясь, на стульчике. И Деда Мороза не боялась...

Я поделилась своими опасениями с родственниками. Они тоже считали, что сына надо показать специалисту, просто меня не хотели расстраивать. Сомнений стало еще больше, когда я погуглила тему «аутизм» и нашла у сына почти все признаки этого состояния... Задержка речи тоже входила в перечень. После прорыдала всю ночь, ругая себя за упущенное время, а с утра проснулась с намерением срочно искать хорошего врача.

Лечить, нельзя бездействовать

Начать я решила с логопеда. Все равно его нужно было проходить перед детским садом. Навсегда запомню этот жуткий прием! После провальных попыток найти в лексиконе сына необходимое «по возрасту» количество слов, она поставила ему диагноз — задержка психического развития (ЗПП) и вдобавок заподозрила тугоухость — он отказывался, стоя в другом конце кабинета, называть слова, которые она произносила. Логопед дала направление в сурдоцентр.

Я была в шоке: слабоумие и глухота. Как я не видела всего этого раньше? Нет, это происходит не со мной!

Прием у невролога стал не менее стрессовым. Почти не вникая в подробности, врач прописала трехлетке сильные ноотропные средства. Сказала, что без них сын просто не заговорит. И дала направление на энцефалограмму — серьезное обследование мозга.

Пить или не пить ноотропы — для меня этот вопрос не стоял. Прописали, значит, нужно принимать. Спустя месяц сын прошел обследование. Услышав фразу: «Энцефалограмма плохая», я чуть не упала в обморок. Как потом оказалось, один из препаратов, прописанных неврологом, может способствовать смазанной картине на энцефалограмме. Но тогда я этого не знала, и результат обследования звучал как приговор. Я практически смирилась с тем, что у сына серьезные проблемы развития. И все-таки до стадии принятия было далеко, поэтому я еще ждала чуда.

Жизнь налаживается

Слабая надежда появилась после похода в сурдоцентр. Диагноз «тугоухость» не подтвердился. «Да он у вас хитрец, — улыбнулся врач. — Все прекрасно слышит, но только тогда, когда это нужно ему». Хоть какое-то облегчение. Но никого (и в первую очередь меня саму) это не натолкнуло на мысль, что остальные странности тоже могут быть его, так сказать, приколами.

Стало немного легче после занятий с психологом — сыну действительно нужно было немного скорректировать поведение. Но я не успокаивалась. Моя записная книжка продолжала пополняться телефонами проверенных психоневрологов. Я пробивалась к мегаспециалистам, сыну назначали новые обследования, но никто не мог сказать ничего конкретного. «Не такой, как все» — так звучал диагноз. Под четкие маркеры ЗПР мой сын не попадал.

Несколько лет я изнуряла себя и его походами по психоневрологам, нейропсихологам и дефектологам. Так бы это и продолжалось, если бы на очередном приеме вместо рецепта ребенку я не получила «назначение» для себя: «Мама, успокойтесь, у вашего ребенка просто свой темп развития. Так часто бывает, особенно с мальчиками, — сказал доктор, которому я до сих пор безумно благодарна. — Вот рецепт, купите лекарство себе. Без медикаментов вы не справитесь — у вас невроз».

Все позади

Сыну исполнилось 6 лет, и к этому моменту моя психика была изрядно расшатана. Я фактически довела себя до депрессии. Не хочу винить врачей — непросто работать с мамой, одержимой желанием вылечить ребенка от несуществующей болезни. Жалею ли я о том, что устроила себе и сыну настоящий ад? Конечно да! Но задним числом легко быть умной.

С тех пор прошло 7 лет, сыну 13. Он и сейчас не такой, как все. Ему комфортно наедине с собой, он любит читать и обладает независимым характером. Но только теперь я понимаю, что это не болезнь, а преимущество.