Екатерина Крюкова
Психодраматерапевт, гештальт-терапевт, заведующая кафедрой психодрамы Московского института гештальта и психодрамы (МИГиП)

20-летняя дочь в группе риска из-за хронического заболевания, я отправила ее к своей маме в другой город, подальше от Москвы, чтобы она там переждала коронавирус. Мама продержалась месяц, а потом сказала, что привыкла жить одна. Дочь вернулась. У меня огромная обида на маму.

Елена, 44 года

У вас, Елена, много сильных чувств. Страх за дочь, обида на маму и страх разрушить отношения с ней. Давайте разведем эти чувства по разным углам.

Понятно ваше желание поберечь дочь. Но ей 20 лет, это самостоятельный человек. Мы не можем управлять судьбой детей, здесь важны их чувства и желания. И ответственность за их действия нужно разделять с ними. Возможно, внучка дала повод бабушке ускорить расставание.

Меня поразил вывод, что вас не поддерживает родня. Я вижу в этом обесценивание того, что 75-летняя мама не отказала, а целый месяц жила с внучкой. В этом возрасте она не должна ни о ком заботиться, и непонятно, может ли она позаботиться о себе сама. Вы договаривались с ней на месяц? Но самоизоляция растянулась. Возможно, стоило провести новые переговоры с пожилой женщиной.

У нас есть механизм проекции, который защищает от чрезмерных переживаний: внутреннее ошибочно принимается за внешнее. Мы начинаем исправлять «неправильный» внешний объект, например жестокую маму, когда обнаруживаем: ожидание, что она решит все наши проблемы, не оправдалось. Раз это не так, то вы все, родные, — злобные. Но в квартире в Москве пережидать вирус не опаснее, чем в квартире в другом городе.

У вас нет ничего дороже дочери. А для вашей мамы это может быть не так. Для нее этим человеком можете быть вы, поэтому она «продержалась» целый месяц, а не отказала вам сразу.