Тот Новый год мы решили встретить в Братиславе. Почему в Братиславе? Потому что в Словакию тогда еще не нужна была виза. Это раз. В Братиславе никто никогда не был — это два. И наконец, потому что, по представлениям моего мужа, Новый год дома — это абсолютно провальный сценарий. Надо обязательно уехать. Как можно дальше. Чтобы окончательно превратить праздник в проблему.
Оказаться на Новый год вдвоем в чужом городе — это отдельный квест. Ты не знаешь, куда идти, чтобы повеселиться, зато точно знаешь, что тебя нигде не ждут. То есть с точки зрения маркетинга тебе рады везде. Но как-то не ждут. Ты как турист везде легко заменяем, и ты это чувствуешь.
В Братиславе холодно, как в Москве. Я-то до сих пор пребываю в уверенности, что холоднее, чем в Москве, может быть только в Питере. И в любую сторону, не считая Питера, еду как на юг. А вот и нет! Вот тебе и юг — и ветер, и мороз. Правда, без снега.
Находим свой отель. Он похож на номенклатурную гостиницу. Номер просторный, но свет в нем — только верхний. В окне — крутая серая возвышенность со средневековым замком. В замке — Национальный музей. Можно разглядеть муравьиную очередь из желающих провести последний день года со смыслом. Но у нас другие задачи.
Нам нужно понять, где мы, собственно, встретим полночь. Рассчитывали-то мы на ужин в отеле. Но оказалось, что ресторан уже закрылся. До следующего года. «Вот вам три адреса. Но вряд ли что-то у вас получится, в городе все забронировано...»
Мы отправляемся по этим адресам. Действительно, мест нет. В перспективе — верхний свет в номере и две программы местного телевидения. Музей в замке свернулся и погас. В городе вообще не очень с иллюминацией. На улицах практически безлюдно.
Мы согреваемся глинтвейном в рождественском киоске и зачем-то смотрим с надеждой на продавца. Чуткий продавец сливает адресок какого-то модного подвала. Поскольку подвал, судя по его словам (рукам), достаточно обширен, туда еще есть шанс вписаться. Правда, не дешево. В итоге — последние два места в подвале за столиком на четверых. Ура!
Мы чокаемся с милой парой. Пара счастлива — оторвались от детей. Вот сейчас собираются напиться в хлам. Парень красноречиво тычет пальцем вниз. Под столом скрипит пакет с бутылкой. О, как это по-нашему. Мы со своей стороны выкатываем две бутылки бордо.
Четыре часа перекрикиваем заполошный клезмер, разрывающий подвал. Единственное понятное слово, которое прорывается к ушам, — слово «ботинки». Парень не на шутку захвачен обувной коммерцией. У него несколько магазинов. Послезавтра они всей семьей летят в Майами, а завтра — они потрясены нашим обаянием — мы обедаем в лучшем заведении города. Они приглашают! Мы в каком-то смысле тоже счастливы. Надо как-то убить неделю в Братиславе.
Проспав завтрак, мы пьем кофе в ближайшей кондитерской. На улице по-прежнему ветрено. Идет мокрый снег. Магазины прочно закрыты. Через час у нас встреча с милой парой.
Лучшее заведение города выглядит как бистро. Но мы таким тонкостям уже обучены! Тут место для знатоков — это ясно. Пара нас уже ждет, помахивая меню. Угощайтесь — меню окрыляется и перелетает к нам. Муж мой, не задумываясь, выбирает омара. Мы никогда не ели омаров, тем более за чужой счет. Официант принимает заказ. Когда он возвращается с подносом, оказывается, что мы едим омаров, а пара — кабачковые оладьи. Счет они попросили отдельный.
Вечер и половину следующего дня мы проводим сидя по-турецки на кровати, расписывая «гусарика». «Гусарик» — усеченная версия преферанса. На двоих. Наша загранпоездка все больше напоминает командировку в райцентр. Поскольку муж все время выигрывает, я предлагаю поход в музей. Но не тут-то было!
Замок со всеми достопримечательностями ушел на каникулы. Вообще все откроется строго седьмого января. В день отлета. Мы возвращаемся к «гусарику» — и одновременно вспоминаем про глинтвейн. Быстро одеваемся и, слегка поплутав, находим нашего виночерпия. Он щедро наливает горяченького. Говорит, что да, все закрыто, но какой-то музей работает в соседнем квартале.
Мы двигаем в соседний квартал. Там действительно гостеприимно распахнул двери Музей пыток. Народу много — где-то же надо греться. Люди с интересом рассматривают дыбы, испанские сапоги, щипцы и разнообразные схемы гильотин. Многие с детьми.
Когда мы выходим, стоит глубокая ночь. У меня начинает болеть зуб. Вернее, продолжает, со вчерашнего дня. Мы даже радуемся этому обстоятельству, потому что теперь по столице Словакии можно ходить с целью — искать аптеку.
Утром вздувается флюс. Мы принимаемся лихорадочно вспоминать — есть ли у нас на случай флюса страховка. Со страховкой все обстоит загадочно. По чемоданам выходит, что мы ее потеряли. С подвязанной челюстью спускаемся к рецепции. Тут безошибочно срабатывает жалость, которую мы, видимо, вызываем у персонала со дня приезда. Нам пишут очередной адресок.
В кабинете дантиста я наконец переживаю культурный шок. Такие бормашины мне тогда и не снились. Я возлегаю посредине сверкающего хайтека, и надо мной бесшумно кружат космические тарелки. Дантист, как я поняла, тоже пережил некоторый шок, заглянув в мой окормленный советской стоматологией зев. Денег он с нас не взял.
На сэкономленные от флюса средства в последний день мы приобретаем столовый сервиз «Богемия» (25 предметов) и долго торгуемся в аэропорту за право провезти его в салоне. Там же в салоне его и забываем. Потом возвращаемся за ним в Шереметьево. Дома нас ждет елочка. Она даже не осыпалась, родная! И только завидев нас с сервизом, роняет первую иголку.
Сначала я назвала этот Новый год самым худшим. Потом — самым грустным. Подумала — самым скучным. А вышло, что помню его лучше всех! Пусть это будет самый странный Новый год. Пусть он даже повторится когда-нибудь — я не возражаю.
