Ирина Белоусова
Практика консультирования - более 12 лет. Опыт клинической работы – более 7 лет. Методы: динамическая краткосрочная терапия, когнитивно-поведенческая терапия, системная семейная терапия, сексология, executive коучинг, психоаналитическое бизнес-консультир

Мне 25 лет, я одинокая мама. После развода прошло 2 года, и только сейчас я нашла мужчину, который принимает меня и моих детей. Мне очень легко с ним общаться, он проявляет заботу и внимание ко мне и к детям, очень к нам привязан. Но недавно я узнала, что в школе на средней ступени обучения он числился как «ребенок с интеллектуальными проблемами в развитии».

Это ввело меня в легкий шок, я сама учитель и работаю с такими детьми на начальной ступени образования. У партнера я пока не замечала серьезных отклонений, но эта мысль не дает мне покоя. Может ли человек с таким диагнозом стать хорошим семьянином?

Валерия, 25 лет

Иногда мы так сильно фиксируемся на «фантиках», что забываем о сути. Валерия, знаете ли вы историю Томаса Эдисона, которого учителя в школе сочли отстающим в развитии? И, кстати, он узнал о причине отчисления из школы только после смерти своей матери, которая как раз не сдалась и начала учить Томаса сама. А теперь вы каждый день говорите «алло» в трубку телефона и уж точно знаете, что такое лампочка накаливания.

Ретроспективно детский диагноз невозможно проверить, если во взрослом возрасте не осталось задокументированных следов расстройства. Вы имеете дело с тем, с кем имеете. Да и чему вы верите больше — себе и своим глазам или бумагам? Это во-первых.

А во-вторых, в подобные классы нередко попадают дети с педагогической запущенностью. Это проблема больше социальная, нежели не медицинская. И у такого человека есть тысяча и один шанс опровергнуть свой «диагноз».

В-третьих, бывают клинические состояния, сходные по проявлениям с ЛУО («легкой умственной отсталостью») в моменте задержки развития познавательных функций, но различные по прогнозу. И кто знает, насколько тонкую диагностику тогда провели.

Однако для меня не менее значимым остается второй слой «фантиков» в качестве оберток для тревоги. И если рассматривать ваше письмо в этой плоскости, то вопрос: «Может ли такой человек стать хорошим семьянином» — становится главным (можно и без предисловия о диагнозе).

Осмелюсь предположить, что он бы все равно прозвучал, но как-то иначе, с другими «зацепками»: «Может ли он (который… и дальше — ближайший повод для сомнений) стать хорошим семьянином?..»

Кроме тревоги еще возможна злость по пустякам и обесценивание. А результат какой? Тот же. Люди ссорятся по пустякам, расходятся

Знаете, я вашу тревогу очень хорошо понимаю. На вас лежит ответственность за ребенка, не только за себя. Когда в историю отношений вплетаются сомнительные факты из биографии избранника, мы всегда начинаем взвешивать внимательнее. И кажется, что лучше притормозить, чем сделать шаг вперед. Лучше остаться в том мире, в котором жить привычно — когда вы одна со своим ребенком, сама его растите, сама бережете, сама инвестируете в него, что есть.

Да, нет опор, не хватает тепла, хотелось бы еще и еще заботы от мира — желательно собранной в ладонях любимого человека. Но кажется, что вы уже научились вывозить эту жизнь на своих плечах. И сделать шаг навстречу другому уже просто страшно. А вдруг это окажется неверным выбором?

И тогда мы ищем причины не делать фатальных (как будто бы) ошибок. Мы затаскиваем себя в «коробочку безопасности», в которую не пробивается ничего вообще. Ни ошибки, ни бонусы. Ни холод, ни тепло, ни тьма, ни свет.

Это такая «консервная банка сопротивления». В ней можно «ехать» на своих ресурсах, пока их хватает. Но спустя время окажется, что и у этого выбора есть оборотная сторона, — одиночество. И были шансы, да оказались отвергнутыми.

Кроме тревоги, еще возможна злость по пустякам и обесценивание. А результат какой? Тот же. Люди ссорятся из-за мелочей, расходятся. Система «мать—дитя» остается прежней, не превращаясь в семью, где есть и отец, и мать.

Нередко за такими «фортелями» психики скрываются бессознательные процессы (например, слияние матери и ребенка). И тогда вопрос о возможности мужчины быть хорошим семьянином означает принципиальную неготовность всерьез впустить в жизнь семьи третьего.

Он же взрослый, с ним придется выдерживать баланс и ответственность, титровать секс и агрессию, выдерживать и познавать свободу в паре. Договариваться. Формулировать импульсы в слова. Уметь говорить о чувствах, не переходя мгновенно к действию. Создавать паузы — не изобразительные «МХАТовские», а искренние, те, что про бережное отношение к другому...

Быть может, ваше письмо станет отправной точкой путешествия к собственной автономии и в качественно другую жизнь

Это сложно и непонятно, если не было такого опыта. А его не было у очень, очень многих людей. Большинству приходится дорастать как-то самостоятельно, и не всегда получается. И тогда этот вопрос может звучать про каждого нового избранника как предвестник расставания.

Но вряд ли спонтанно вызреет вопрос к себе: «А я смогу быть хорошей женой?» При этом совершенно не важно, что подразумевается под этой «хорошестью». Важно принципиальное возникновение сомнения и то, в какую сторону оно направлено.

В этом случае поможет аналитическая психотерапия.

У каждого есть шанс стать хорошим мужем. Стать хорошей женой — если вы этого хотите. Это всего лишь точка вашего роста и момент выбора.

Я вас не призываю делать необдуманный шаг. Не призываю двигаться вперед, в семью именно с этим мужчиной, несмотря на сомнения. Но очень прошу сместить фокус на себя. Вполне возможно, у вас впереди много неописуемо глубоких открытий по поводу себя и «себя-среди-других», непростой период исследования своей психики и большие жизненные изменения — как следствие.

Я не знаю, что вы выберете. Быть может, ваше сегодняшнее письмо станет отправной точкой большого путешествия к собственной автономии и в качественно другую жизнь. Желаю вам проживать ее так, как хочется. Искренне, всерьез, с любовью.