«Вечная жертва»: устала постоянно спасать свою мать

Анна (дочь)

Первые воспоминания о родителях — их постоянные ссоры и мамины слезы. Происходило это всякий раз, как отец напивался, — любая мелочь могла вывести его из себя. Я уходила в свою комнату, падала на кровать и зажимала уши руками. Ненавидела отца, хотя меня и моего младшего брата он никогда не трогал. Когда мне исполнилось тринадцать, первый раз вступилась за маму. Кинулась на него со стулом и сказала, что если он подойдет к нам близко — ударю. Он только выругался, но меня не тронул.

Помню, мы с мамой вышли на улицу, и я впервые спросила — почему она с ним не разведется? Ее ответ меня поразил. Она ответила, что он без нее пропадет. «А мы пропадем с ним», — подумала я. С отцом я с тех пор почти перестала разговаривать. Он демонстративно делал вид, что не замечает меня, и мог лишь кинуть вслед что-то оскорбительное. Я не обращала внимания, но сказала, что если он хоть раз тронет мать — иду в полицию. Сама старалась как можно меньше времени проводить дома, ночевала у подружки. А потом стала жить у бабушки.

Однажды пришла домой и увидела, что у мамы след от удара на ноге. Я спросила ее, что случилось. Она ответила, что упала. Я ей, конечно, не поверила. Отца не было дома, и я стала умолять ее, ради меня и брата, собрать вещи и уйти к нашей бабушке. Мама расплакалась и сказала, что отец — наша семья, его нельзя оставлять. Тут уже я плакала, кричала, что не могу видеть, как она калечит жизнь и себе, и всем нам. До сих пор помню ее глаза побитой собаки, которая постоянно ждет удара. У меня сжималось от этого сердце, но одновременно я была в ярости. «Хочу, чтобы он сдох», — сказал я тогда про отца.

Я рано стала самостоятельной — подрабатывала уже в старших классах школы, потом училась на вечернем и продолжала работать. У меня появился поклонник, мужчина старше меня, который помогал. Меня это устраивало, я получила возможность быстрее встать на ноги и убедить наконец маму уйти от спившегося отца и жить со мной. Мой брат, к сожалению, пошел по папиному пути, и маме стало совсем тяжело.

Мне больно оттого, что она до сих пор говорит о своем муже с сочувствием. И вообще у мамы все — хорошие, несчастные, запутавшиеся. Деньги, которые я ей даю, она стала передавать брату-алкоголику. И я поняла: неслучайно отец над ней издевался — она это позволяла. Она ведет себя как постоянная жертва обстоятельств. Сначала ее использовал муж, теперь это делает сын. Любой человек может сесть ей на шею. Она считает, что мы вечно кому-то должны. И я постоянно вынуждена ей помогать. Даже на работу сейчас сама ее устраиваю. Я устала от этого. Хочется встряхнуть ее и спросить: кто же из нас кому мать?

Элла (мать)

Я вышла замуж по любви, и дочку нашу мы очень ждали. Это потом в семье многое поменялось — муж стал пить. Да, он поднимал на меня руку, но Аню и ее брата никогда не трогал. Между нами были тяжелые отношения, я верила мужу и до последнего надеялась, что удастся ему помочь. Ведь алкоголизм — это болезнь. И важно не отворачиваться от человека, а протянуть руку, если мы — семья и готовы делить не только радости, но и горе.

Конечно, я понимаю, что дети этого не заслуживали. Но я хотела сохранить для них семью и отца. До последнего за это боролась. Аня ненавидит отца, и это, конечно, моя боль и отчасти моя вина. К сожалению, слишком поздно я поняла, что мужу уже нельзя помочь. Я горжусь своей дочерью и уважаю ее сильный характер. Я не такая. Часто сомневаюсь в правильности своего решения. Но иногда мне кажется — Ане никого не жаль. И мне горько, что она назвала меня однажды в лицо неудачницей. Какая же я неудачница, если у меня есть такая прекрасная дочь?

«Вечная жертва»: устала постоянно спасать свою мать

«Страдания могут стать способом манипуляции и достижения чувства контроля»

Татьяна Мизинова, психоаналитик

На первый взгляд, возникает вполне понятное чувство, что мать — глубоко несчастный человек, не умеющий постоять за себя. Но в истории, описанной героинями, все не так однозначно. Известен синдром «жены алкоголика», когда супруги пребывают в созависимых отношениях, годами взаимодействуя между собой в рамках психологической и социальной модели Треугольника Карпмана.

Партнеры играют роли Жертвы, Преследователя и Спасателя. Пьяный муж — агрессор, тиран, обвиняющий и нападающий. Жена — жертва, которая не может противостоять и терпит оскорбления и побои. Почему же они не расстаются? Ответ прост. Через какое-то время они меняются ролями. Нездоровое поведение мужа дает жертве не только право на справедливые обвинения, но и власть, базирующуюся на чувстве вины супруга. И позволяет простить себе собственное несовершенство. В основе таких отношений лежит низкая самооценка обоих партнеров и их «бессознательный сговор», построенный на страхе остаться в одиночестве.

К сожалению, чаще всего пострадавшей стороной оказываются дети. Они — сторонние наблюдатели этого взаимовыгодного союза взрослых, а часто и жертвы влияния одного из родителей, акцентирующего внимание на негативных сторонах партнера по браку. Как правило, пьющий отец демонизируется, а мать представляется доброй и всепрощающей. Ребенок не замечает, что подчас мать сама провоцирует скандалы, получая от этого выгоды, а вопрос: «Зачем же ты с ним живешь, если он тиран и алкоголик?» так и остается неразрешенным.

Анна говорит про мать: «До сих пор помню ее глаза побитой собаки, которая постоянно ждет удара», «И я поняла — неслучайно отец над ней издевался — она это позволяет. Она живет как постоянная жертва обстоятельств». Действительно, такое описание вызывает эмоциональный отклик. Вместе с тем в подобном поведении прослеживается «моральный мазохизм» — понятие, которое ввел Фрейд. Это совсем не означает стремление испытывать боль. Страдания становятся способом манипуляции, возможностью получить контроль над ситуацией. И как у любой монеты две стороны, так и у мазохизма есть сторона садистическая, с элементом всемогущества.

Элла говорит дочери: «Отец без нее пропадет», «Он — наша семья, его нельзя оставлять». Почему мать не подумала о том, что она сохраняет травматичную для детей ситуацию? Наверное, потому что есть вторичная выгода. Элла хочет выглядеть как жертва в глазах дочери, вынуждая ее к постоянной заботе. Она дает деньги сыну-алкоголику, тем самым привязывая его к себе и поощряя алкоголизм. В глубине души мать совсем не считает себя ни жертвой, ни неудачницей, о чем и говорит: «Какая же я неудачница, если у меня такая прекрасная дочь». И хочется добавить, — «которая будет всегда жалеть меня и исполнять мои запросы, ведь моя жизнь так ужасна».

Татьяна Мизинова

Об эксперте

Татьяна Мизинова — президент Европейской ассоциации развития психоанализа и пcихотерапии, вице-президент Европейской конфедерации психоаналитических психотерапий ECPP (Вена, Австрия).