«Я откладываю все дела на потом»

Александр Бадхен: Алла, а есть что-то, чего вы избегаете прямо сейчас?

Алла: Нет. Потому что сейчас передо мной не стоит задача, которую я должна решить. Механизм избегания «включается» у меня только в определенных ситуациях. Например, на прошлой неделе я должна была сдать проект заказчикам, но откладывала работу над ним до последнего момента. И делала это так, как всегда: изо дня в день играла в компьютерные игры или смотрела телевизор.

А. Б.: Я правильно понимаю, что для того, чтобы заработал механизм избегания, вам нужно иметь определенное задание, которое связано с работой или с учебой?

Алла: Это не совсем так. Иногда мне хочется просто порисовать для себя, но что-то меня останавливает. (После паузы.) Но чаще, вы правы, я не делаю заданий, как-то связанных с учебой или с работой. Есть и еще один момент — результат этой работы я должна обязательно кому-то представить.

А. Б.: А когда вы рисуете для себя, вы тоже кому-то показываете то, что у вас получается?

Алла: Да, я люблю, когда меня хвалят. Иначе занятие теряет смысл.

А. Б.: Для вас важна поддержка других людей?

Алла: Да. Но знаете, интересно еще вот что: когда я все-таки заставляю себя включиться в работу или начинаю рисовать, то получаю от этого удовольствие. Мне очень сложно именно начать.

А. Б.: Как будто вам приходится преодолевать какое-то сопротивление.

Алла: Можно сказать, что во мне происходит настоящая борьба. Меня мучает чувство долга: я обещала сдать проект в срок и не могу подвести заказчиков. Но для этого мне нужно подойти к компьютеру, сесть и начать работать. Вместо этого я думаю: ладно, часок поиграю, потом начну. И не начинаю. И это длится целыми днями.

Когда же я понимаю, что больше нельзя откладывать, на душе возникает тяжесть, я чувствую тревогу, почти панику — до сердцебиения. Иногда в такие моменты мне трудно дышать. Когда же играю за компьютером, то чувствую себя легко. Но одновременно бывает какое-то смутное ощущение, что я от чего-то или кого-то прячусь.

А. Б.: И все же наступает момент, когда вам приходится встретиться с тем, что вы пытались максимально отсрочить.

Алла: Да, конечно.

А. Б.: Получается, вы избегаете того, что связано не с внешними обстоятельствами, а с внутренними переживаниями. Вы словно защищаете кого-то. У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?

Алла (после долгой паузы): Возможно, что я защищаю маленькую девочку, которая прячется во мне. Защищаю от маминого давления.

А. Б.: Маленькая девочка…

Алла: Да, это какая-то открытая и очень чувствительная часть души.

А. Б.: Расскажите поподробнее, что за опасность ей угрожает?

Алла: Опасность ассоциируется с мамой. Моя мама меня всегда критиковала, сравнивала с кем-то, постоянно подтрунивала надо мной. И это было очень больно. От этой боли, наверное, я и защищаюсь. И еще мне кажется, что мамин образ теперь живет внутри меня — это такая внутренняя «мама», которая постоянно меня ранит.

А. Б.: Вы имеете в виду, что сами критикуете себя, и обижаете, и обесцениваете?

Алла: Да.

А. Б.: И пришло время строить отношения с собой по-другому, научиться поддерживать себя, не критиковать и не оценивать?

Алла: Да, если честно, я мечтаю об этом. Ведь каждый раз, начиная проект, я думаю о том, что у меня ничего не получится, или получится плохо, или другой сделает эту работу лучше.

А. Б.: Что с вами происходит сейчас, когда вы рассказываете мне о своих переживаниях?

Возможно, я невольно защищаю ту маленькую девочку, которая по-прежнему прячется во мне

Алла: У меня возникли образы маленькой девочки и ее мамы.

А. Б.: Расскажите о них подробнее. Как вы их представляете?

Алла: Они находятся в каком-то пространстве… не знаю, может быть, в космосе. Девочка — это маленькое существо — округлое, теплое, незащищенное... и немного болезненное. Мама другая. Она занимает большую часть этого пространства, ее очень много, и она… как холодная пульсирующая материя с колющими звездами. Она периодически нападает на это малое существо, причиняя ему боль. Отступает и опять нападает. И оно уменьшается. И кажется, исчезнет. Но эта космическая материя очень красивая, мне нравится на нее смотреть. А маленькое существо — некрасивое, но живое, теплое.

А. Б.: Что происходит с вами, когда вы это рассказываете?

Алла: Я чувствую печаль и сожаление оттого, что у меня такие отношения с мамой. Мне до сих пор приходится от нее защищаться. С другой стороны, я понимаю, что эти отношения уже у меня внутри.

А. Б.: А как бы вы хотели, чтобы эти отношения развивались?

Алла: Идеально было бы их поместить в разные пространства. Потому что рядом они не могут существовать.

А. Б.: Но при этом оба эти образа принадлежат вашему внутреннему миру. Я подумал сейчас вот о чем: когда вы, вместо того чтобы работать, играете в компьютерные игры, вы таким способом словно разводите в разные пространства то, что на самом деле находится в одном.

Алла: Как будто одна часть меня хочет спрятаться от другой?

А. Б.: Да. И мне кажется, что сейчас важно понять, чего хотят обе эти части. Возможно, стоит попытаться услышать каждую из них. Как вам такое предложение?

Алла: Это интересно.

А. Б.: Постарайтесь снова представить те образы, о которых вы говорили. С чего бы вы хотели начать?

Алла: Наверное, проще начать с образа девочки.

А. Б.: Тогда представьте себя этой девочкой и ответьте: чего я хочу?

Алла: Чтобы меня приняли такой, какая я есть. Потому что мама хочет меня изменить, сделать такой, как она сама. А я хочу быть собой и развиваться так, как это естественно для меня. Даже если в результате получится что-то некрасивое, непохожее на эту материю, — но это буду я.

А. Б.: «Дайте мне жить, дайте мне быть такой, какая я есть».

Алла: Да, да. Именно так.

А. Б.: Что сейчас происходит?

Алла: Это существо-комочек уплотняется, появляется уверенность, что я — это я… Но чего хочет субстанция, я не понимаю. Может быть, совершенства, чтобы все вокруг было идеально, в том числе и ее ребенок.

А. Б.: Что бы вы ей сейчас сказали?

Алла (после паузы): Я бы сказала так: «Я сожалею, что не могу соответствовать твоим ожиданиям. Чтобы жить, мне необходимо быть собой. Потому что иначе это не жизнь, а борьба, уничтожение».

А. Б.: Алла, как вам кажется, что можно было бы сделать, чтобы изменить ваше отношение к себе?

Алла: Мне было важно услышать от вас о том, что надо слушать обе стороны внутреннего конфликта, понимать, чего хочет каждая из них. Я и до нашей встречи знала, что конфликт во мне, но одну его часть никогда своей не считала.

А. Б.: И возможно, вам стоит продолжить эту внутреннюю работу с помощью психолога.

Через месяц

Алла: «До встречи с психотерапевтом я вообще не понимала, что со мной происходит. Этот разговор помог мне увидеть разные стороны моего внутреннего конфликта. Теперь я знаю, что с ним можно сделать.

Не могу сказать, что совсем перестала избегать важных дел, но теперь, когда включается этот механизм, я словно смотрю на себя со стороны: «Вот сейчас я откладываю работу, потому что мне кажется, что я не справлюсь. А теперь я боюсь, что меня раскритикуют». Я не планирую обращаться за помощью к специалисту, поскольку уверена, что теперь смогу справиться с собой самостоятельно».

Александр Бадхен: «Наш внутренний мир во многом определяется отношениями с теми, кто в разные годы повлиял на нас и стал таким образом его частью. В нас сосуществуют различные аспекты опыта, некоторые из которых противоречат друг другу, что создает внутренний конфликт.

Нередко такой конфликт выражается в отношениях между «внутренним ребенком» (так психологи называют часть нашей души, наполненную жизненной энергией, творческими порывами, радостью и любопытством) и «внутренним критиком» (частью, отражающей наш травматический опыт отношений со значимыми людьми, теми, кто предъявлял к нам завышенные требования).

Разрешить внутренний конфликт можно только благодаря глубокой внутренней работе, которую трудно сделать без помощи специалиста».

В интересах конфиденциальности имя и некоторые личные данные были изменены.