Попрощаться с ребенком: история Анны Старобинец

В феврале вышла книга Анны Старобинец «Посмотри на него». Отрывки из книги опубликовали Медуза, Газета.ru, Такие дела и Наши дети. Ссылки на опубликованные фрагменты вы найдете в конце статьи. Анна описала историю из своей жизни. На позднем сроке беременности у ее плода обнаружили патологию и направили на повторное УЗИ к известному врачу в Центр им. Кулакова. Во время процедуры в кабинет вошли 15 студентов-медиков. Врач, обращаясь к студентам, показал на экран монитора, где был виден плод: «Вот, посмотрите, множественные кисты почек... С такими пороками дети не выживают». Так Анне подтвердили, что ребенок, который вовсю толкался и которого она так ждала, смертельно болен.

«То, как врач это сделал, – самое страшное, что со мной тогда случилось, – вспоминает Анна. – В России считают, что нельзя смотреть на «такого ребенка», потому что потом он «будет являться в ночных кошмарах». Это неправда. Если кто-то и должен являться мне после случившегося в кошмарах, так это пожилой и опытный московский профессор».

Этот профессор был не единственным медиком, чье отношение поразило Анну своим цинизмом. Тогда Анна приняла решение прервать беременность в другой стране, в гуманных условиях, там, где не кричат на пациенток, не унижают и не давят морально. Этой книгой она хочет рассказать не только о том, как женщина переживает потерю ребенка и какая поддержка ей при этом нужна. Она хочет показать, что в России не существует «морального кодекса», этического протокола, который позволил бы женщине, оказавшейся в беде, пережить трагедию по-человечески.

Psychologies: Врач говорит пациентке, что ее будущий ребенок не выживет, что дальше?

Анна Старобинец: Вариантов немного. Скорее всего, ее начнут убеждать избавиться от него и родить другого, «здоровенького», ведь «ты еще молодая». В Германии, куда я в итоге поехала рожать, выстроена система помощи пациенту в кризисной ситуации и у каждого сотрудника есть четкий протокол действий на такой случай. У нас подобной системы нет. И нет психологов, которые помогли бы женщине в этот момент осознать информацию, пережить и принять взвешенное решение.

Кстати, прерыванием беременности по медпоказаниям на позднем сроке в России занимаются только специализированные клиники. Женщина не имеет возможности выбрать подходящее ей медицинское учреждение.

Попрощаться с ребенком: история Анны Старобинец

Ваша книга поднимает проблему «насилия в родах», когда медики оказывают на женщину психологическое давление. До этого я слышала только о случаях, когда женщин уговаривают отказаться от родившихся детей, например, с синдромом Дауна.

Российская женщина, которая вынашивает ребенка с патологией, испытывает невероятное психологическое давление со стороны медиков, ее фактически принуждают к аборту. Об этом мне рассказывали многие женщины, и одна из них делится таким опытом в моей книге. Она пыталась настоять на своем праве доносить беременность с летальной патологией плода, родить ребенка в присутствии мужа, проститься и похоронить. В итоге она рожала дома, с огромным риском для жизни и как бы вне закона.

В Германии даже в ситуации с нежизнеспособным ребенком, не говоря уже о ребенке с тем же синдромом Дауна, женщине всегда предоставляют возможность выбора – доносить такую беременность или прервать. В случае с Дауном ей еще и предлагают посетить семьи, в которых растут дети с таким синдромом, а также ставят в известность, что есть желающие усыновить такого ребенка.

В случае пороков, несовместимых с жизнью, немке сообщают, что ее беременность будет вестись как всякая другая беременность. После родов ей и ее семье предоставят отдельную палату и возможность проститься там с малышом. По желанию вызывают священника.

В России женщине с летальными и просто тяжелыми патологиями плода сразу предлагают аборт. Такую беременность никто не хочет вести

В России такую беременность никто не хочет вести. Женщина перед выбором не стоит. Ей предлагается пройти «по этапу» на аборт. Без семьи и священников. Причем даже в случае с нелетальными, но тяжелыми патологиями модель поведения врачей обычно такая же: «Срочно иди на прерывание, потом родишь здоровенького».

Почему вы решили ехать именно в Германию?

Я хотела уехать в любую страну, где прерывания на позднем сроке осуществляются гуманно и цивилизованно. Плюс мне было важно, чтобы в этой стране у меня были друзья или родственники. В Израиле меня были готовы принять, но предупредили, что бюрократическая волокита продлится не меньше месяца. В берлинской клинике Шарите сказали, что никаких ограничений для иностранцев у них нет и что все будет быстро и гуманно. Поэтому поехали туда.

Попрощаться с ребенком: история Анны Старобинец

Немецкие врачи рассказали вам, что многие женщины предпочитают родить ребенка, зная о его смертельной патологии, проститься и похоронить. А ребенка в утробе называют не «плод», как у нас, а «малыш». Не кажется ли вам, что женщинам все же проще пережить потеряю «плода», а не «малыша»?

Теперь уже не кажется. После того опыта, который был у меня в Германии. Изначально я исходила ровно из тех же общественных установок, из которых у нас исходят практически все: что ни в коем случае нельзя смотреть на мертвого младенца, иначе он будет потом всю жизнь являться в кошмарах. Что не стоит его хоронить, потому что «зачем тебе, такой молодой, детская могила».

Но о терминологический острый угол – «плод» или «малыш» – я споткнулась сразу же. Даже не острый угол, а, скорее, шип или гвоздь. Очень больно слышать, когда твоего хоть и нерожденного, но абсолютно реального для тебя, шевелящегося в тебе ребенка называют плодом. Как будто он какая-то тыква или лимон. Это не утешает, а мучает.

Что же касается остального – например, ответа на вопрос, посмотреть на него после родов или нет – моя позиция изменилась с минуса на плюс уже после самих этих родов. И я очень благодарна немецким врачам за то, что они на протяжении суток мягко, но упорно предлагали мне «посмотреть на него», напоминали, что у меня все еще есть такая возможность.

Нет никакого менталитета. Есть универсальные человеческие реакции. В Германии их изучили профессионалы – психологи, медики, – и сделали частью статистики. А у нас их не изучили и исходят из допотопных бабкиных домыслов.

Очень больно слышать, когда твоего хоть и нерожденного, но абсолютно реального для тебя, шевелящегося в тебе ребенка называют плодом. Как будто он какая-то тыква или лимон. Это не утешает, а мучает

Да, женщине легче, если она простилась с ребенком, выразила таким образом уважение и любовь к человеку, который был и которого не стало. К очень маленькому, но человеку. Не к тыкве.

Да, женщине хуже, если она отвернулась, не посмотрела, не попрощалась, ушла «поскорее забывать». Она чувствует себя виноватой. Она не находит покоя. Вот тогда-то ей и снятся кошмары. В Германии я много беседовала на эту тему со специалистами, работающими с женщинами, которые потеряли беременность или новорожденного малыша. Обратите внимание – эти потери не разделяются на тыквы и нетыквы - на «плоды» и новорожденных. Подход один и тот же.

Попрощаться с ребенком: история Анны Старобинец
Анна Старобинец, ее старшая дочь Саша и сын Лева

В Москве вам предоставили психолога или вы сами обращались за помощью?

В России я не нашла адекватного специалиста по потерям. Наверняка они где-то есть, но тот факт, что я, в прошлом журналист, человек, который умеет делать «ресерч», так и не нашла профессионала, способного оказать мне эту услугу, зато нашла тех, кто стремился оказать какую-то совсем другую услугу, говорит о том, что таких людей по большому счету не существует. Системно. Для сравнения: в Германии такие психологи и группы поддержки для женщин, потерявших детей, существуют просто при роддомах. Их не надо искать. К ним женщину направляют сразу же после постановки диагноза.

В Израиле студентов-медиков ежедневно учат эмпатии – правильно задавать вопросы пациенту, чтобы ненароком не задеть его чувства и не обвинить. Учат, что нельзя разговаривать с пациентом, если он испытывает боль, и т.д. Как вы считаете, можно ли изменить нашу культуру общения пациент–доктор?

Конечно, можно. На Западе, мне рассказывали, студенты-медики тренируются с актерами, изображающими пациентов, несколько часов в неделю. Для того, чтобы обучать медиков этике, нужно, чтобы в медицинской среде необходимость соблюдения этой самой этики с пациентом по умолчанию считалась чем-то естественным и правильным. В России же под медицинской этикой если что-то и понимается, то, скорее, «круговая порука» врачей, которые своих не сдают.

Мы знаем массу историй о хамстве и жестокости в роддомах и женских консультациях. Начиная с первого в жизни осмотра гинекологом, на котором девочку могут оскорбить, унизить... Как вам кажется, это особенность именно российских врачей?

Да. Это отголоски советского прошлого, в котором общество было одновременно пуританским и спартанским. Все, что связано с совокуплением и логически вытекающим из него деторождением, в государственной медицине с советских времен считается сферой непристойного, грязного, греховного, в лучшем случае вынужденного.

Поскольку мы пуритане, за грех совокупления замаравшейся женщине полагаются страдания – от половых инфекций до родов. А поскольку мы Спарта – через эти страдания надо проходить, даже не пикнув. Отсюда и классическая реплика акушерки на родах: «Под мужиком нравилось – теперь не ори».

Крики и слезы – это для слабаков. А уж генетические мутации – там более. Эмбрион с мутацией – это выбраковка, испорченный плод. Женщина, которая его носит, некачественная. В Спарте таких не любят. Сочувствие ей не положено, а положена суровая отповедь и аборт.

В понимании наших врачей эмбрион с мутацией – это выбраковка, испорченный плод. Женщина, которая его носит, – некачественная. Сочувствие ей не положено, а положена суровая отповедь и аборт

Потому что мы строгие, но справедливые: не скули, как тебе не стыдно, вытри сопли, веди правильный образ жизни – и родишь другого, здоровенького.

Женщины, вынужденные прервать беременность или пережившие замершую беременность, часто винят себя. Как справиться с болью потери?

Вы имеете право на горе, что бы ни думали по этому поводу окружающие. К сожалению, у нас нет профессиональных групп психологической поддержки при роддомах, однако, на мой взгляд, лучше поделиться переживаниями с непрофессиональными группами, чем не делиться вообще.

В Facebook (запрещенная в России экстремистская организация) с некоторых пор есть, извините за тавтологию, закрытая группа «Сердце открыто». Там достаточно адекватная модерация, отсеивающая троллей и хамов (что для наших соцсетей редкость), и много женщин, переживших или переживающих потерю.

Кристина Клапп, главврач берлинской клиники акушерства Шарите-Вирхов, специализируется на прерываниях беременности на поздних сроках. Она убеждена, что мужчину необходимо включить в «процесс горевания», однако при этом стоит учитывать, что он быстрее оправляется после потери ребенка, а также с трудом выносит круглосуточный траур. Однако с ним легко можно договориться посвящать потерянному ребенку, скажем, пару часов в неделю.

Разговаривать в эти два часа только на эту тему мужчина способен и будет делать это честно и искренне. Таким образом, пара не окажется разъединенной. Но это все для нас, конечно, кусочек совершенно инопланетного общественного и семейного уклада. В нашем же укладе я советую женщинам слушать в первую очередь свое сердце: если сердце пока не готово «забыть и жить дальше» – значит, не надо.

Попрощаться с ребенком: история Анны Старобинец
Анна Старобинец и ее младший сын Лева

На форумах беременных вы столкнулись с агрессивными комментариями про «мамочек-убийц» и сравнили их с крысами в подвале.

Меня поразило тотальное отсутствие культуры эмпатии, культуры сочувствия. То есть фактически «этический протокол» отсутствует на всех уровнях. Его нет ни у врачей, ни у пациентов. Его просто не существует у общества.

Помогло ли вам рождение детей справиться с травмой и потерей ребенка?

Старшая дочь Саша уже была, когда я потеряла ребенка. Я рожала ее в России, в Люберецком роддоме, в 2004 году. Рожала платно, «по договору». На родах присутствовали моя подруга и мой бывший партнер (Саша Старший, отец Саши младшей, присутствовать не мог, он тогда жил в Латвии и все было, как теперь принято говорить, «сложно»), на время схваток нам предоставили специальную палату с душем и большим резиновым мячом.

Есть такое понятие: «пустые руки». Когда ждешь ребенка, но по какой-то причине его теряешь, ты душой и телом круглосуточно ощущаешь, что твои руки пусты, что в них нет того, что должно там быть

Все это было очень мило и либерально, единственным приветом из советского прошлого была старая уборщица с ведром и шваброй, которая дважды вламывалась в эту нашу идиллию, ожесточенно мыла под нами пол и тихо бормотала себе под нос: «Ишь чего выдумали! Нормальные люди лежа рожают». Эпидуральной анестезии в родах у меня не было, потому что, якобы, это вредно для сердца (потом знакомый врач мне рассказывал, что как раз в то время в Люберецком доме что-то не то было с анастезией – что именно «не то», я не знаю).

Когда дочь родилась, врач пытался всучить моему бывшему бойфренду ножницы и говорил, что «папочке полагается перерезать пуповину». Тот впал в ступор, но ситуацию спасла моя подруга – забрала у него ножницы и сама что-то там перерезала. После этого нам предоставили семейную палату, где мы все вчетвером – включая новорожденную – и заночевали. В целом впечатление осталось хорошее.

Младшего сына, Леву, я рожала в Латвии, в прекрасном Юрмальском роддоме, с эпидуралкой, с любимым мужем. Эти роды описаны в финале книги. И, конечно же, рождение сына очень мне помогло.

Есть такое понятие: «пустые руки». Когда ждешь ребенка, но по какой-то причине его теряешь, ты душой и телом круглосуточно ощущаешь, что твои руки пусты, что в них нет того, что должно там быть – твоего младенца. Сын заполнил собой эту пустоту, чисто физически. Но того, который был до него, я никогда не забуду. И не хочу забывать.

«Никто, никто на свете не знает, есть ли у плода душа»

В издательстве Corpus в середине февраля выходит книга Анны Старобинец «Посмотри на него». Это автобиографичная история о патологии плода, необходимости прерывания беременности на позднем сроке и рождении мертвого ребенка. Книга Старобинец — не только документальное свидетельство о российской и западной медицине, но и открытый рассказ о горе, которое принято переживать втайне. «Никто, никто на свете не знает, есть ли у плода душа».

«Горе не бесконечно, как ни кощунственно это звучит»

Одна из громких февральских книжных премьер — «Посмотри на него» писательницы и журналистки Анны Старобинец: основанный на личной истории нон-фикшн о потере нерожденного ребенка, российской и западной медицине и переживании горя. «Горе не бесконечно, как ни кощунственно это звучит».

Посмотри на него

Откровенный и страшный рассказ о том, через что приходится пройти в России, чтобы сделать аборт по медицинским показаниям на позднем сроке. Посмотри на него.

«Увидеть бейби»

Сегодня мы публикуем отрывок из книги Анны Старобинец «Посмотри на него» издательства Corpus. Речь в ней идет о важнейшей теме, о которой не принято говорить вслух – аборт на позднем сроке по медицинским показаниям. С чем приходится столкнуться женщине, переживающей эту трагедию, в нашей стране? Страх и даже неприязнь окружающих, отсутствие такта и сочувствия медицинского персонала, проблемы с профессиональной психологической помощью… «Увидеть бейби».

О герое

Анна Старобинец, писатель, журналист, сценарист. В феврале вышел ее нон-фикшн«Посмотри на него» (Corpus, 2017).


Материал подготовлен на основе книги «Посмотри на него» и беседы с Анной.