Юлия Гиппенрейтер: «На удар судьбы я отвечаю встречным ударом»

Все говорили, я перегрелась на солнце, сожгла кожу. Но кожа не была красной, она горела изнутри. У меня стало чесаться все тело. Так продолжалось неделю. Диагноз поставили в больнице: желчный проток пережала опухоль, началось отравление организма желчью. Я узнала приговор сразу: опухоль неоперабельная — максимально шесть месяцев с химиотерапией, без нее не больше трех. Мне и биопсию не стали делать — и так все ясно. Зато поставили стенд, капельницы, воспаление остановили.

Когда я услышала: «три месяца», то философски отнеслась к этому. Несколько лет назад ушел из жизни сын Алеша, и тогда у меня возникло ощущение, что он открыл мне дорогу туда.

Если твой ребенок прошел этим путем, то для тебя этот путь святой. Короче говоря, не было ни паники, ни страха. Хотя сначала был шок.

В голове стало все быстро перестраиваться. Мы с мужем начали думать, что надо делать сейчас. Определиться с разными документами, счетами. Понять, как он будет жить... Раз жизнь укоротилась, надо сделать необходимое и после этого жить дальше.

Друзья договорились о консультации с известным онкологом. И он сказал очень важные для меня слова. Спросил: «Вы сейчас живете?» — «Да». — «Кстати, по вам не видно, что вы умирающий, обреченный человек». И всем говорит, а я была с друзьями и Алешей (Алексей Николаевич Рудаков, математик, муж Юлии Гиппенрейтер. — Прим. ред.), — «Она очень живой человек». И мне: «Вот так и живите. И не надо делать химию. Я работаю с теми, кто это делает, они — бледные тени».

Для хирурга очень важно, что пациент хочет жить, и я, кажется, произвела впечатление такого человека

Без операции химиотерапия добавляет несколько очень тяжелых месяцев жизни. Я ушла от врача с хорошим настроением. Мне разрешили пожить нормальной жизнью. Это был важный момент.

В эти дни другие друзья проконсультировались с врачами в нескольких странах. Выяснилось, что в Нью-Йорке есть знаменитый хирург, который делает именно такие операции. Они договорились оплатить мое лечение, пришли к нам и сказали об этом. Узнав, что у нас есть визы, тут же заказали два билета на утренний рейс.

В самолете я спросила у Алеши: «Ты как повезешь меня назад — гробом или урной?» Этот вопрос меня действительно беспокоил, понимала, что для него это может быть непростое решение и большая нагрузка. В целом надежды было мало, но она была.

В Америке ты попадаешь на конвейер. Биопсия, анализы — все было сделано очень быстро. И через две недели меня прооперировали. Для хирурга очень важно, что пациент хочет жить, и я, кажется, произвела впечатление такого человека. У меня с ним получился, как мне показалось, особенный контакт глаз. После операции он пришел ко мне в реанимацию.

Я спросила: «Джон, ты думаешь, я пару лет проживу?» Он твердо сказал: «Да!» Очень мне понравилось, как он это сказал. И все. Больше я к нему не приставала.

Сделайте шаг. А я делаю десять. Если один можно, то почему нельзя два, а десять?

Я понимала, что главное — пережить операцию, и пережить третий день после, и пережить пятый... А потом еще два месяца организм должен налаживаться — операция тяжелая, наркоз длился пять часов.

В больнице мне очень не понравилась еда, она такая пластиковая. А есть хочется. И я просила меня скорее выписать. На шестой день после операции мне разрешили уехать. Врач разрешил есть неострое и принимать пищевые ферменты. Так что по дороге из больницы мы заехали в китайский ресторан, о котором я мечтала последнюю пару дней.

А через три дня во время перевязки хирург спрашивает: «Как у вас аппетит?» Я ему: «Прекрасно. Китайский ресторан мне очень понравился». Он рассмеялся: «Вы слышали: она в китайский ресторан отправилась!» Я, кажется, его поразила. Вообще врачи не раз мне удивлялись, а я недоумевала — чему? Вот так я прошла через эту напасть.

Юлия Гиппенрейтер: «На удар судьбы я отвечаю встречным ударом»

Книга на тему

«Победить рак» Катерины Гордеевой

Книга «Победить рак» — продолжение одноименного телепроекта НТВ. Катерина Гордеева рассказывает о последних исследованиях в области борьбы с раком, объединяя их с историями тех, кто пережил это испытание.

Наблюдая себя в течение жизни, я обнаружила, что у меня есть особая тактика или стратегия поведения: на удар судьбы отвечать встречным ударом. Из-за моих резких поступков я много раз оказывалась в кризисных ситуациях.

Горные лыжи… Я обычно перебирала скорость, не раз ломала ноги. Однажды с ногой в гипсе, в брюках пошла в Ленинскую библиотеку. Очень правильная советская дежурная возмутилась: «Что вы себе позволяете, женщина, надели брюки — да еще в научный зал!» Такие были времена (начало 60-х)! А я, оказывается, попала в будущую моду. Кстати, и с рюкзаком тогда же стала ходить на работу — очень удобно!

Развод. Мне было 30 лет, и ситуация была «на выживание». Перед этим мы получили две комнаты в коммунальной квартире: двое детей, мой муж Вадим, его мать и я. Оставила все и ушла за руку с младшей 3-летней дочерью к своим родителям. А у них 18 метров, мама, папа и мой брат. Мы могли переночевать два-три дня, но не жить. Меня приютила мамина сестра, тоже в коммунальной квартире. Потом другая тетка…

Тогда я за один месяц закончила текст кандидатской диссертации. До этого три года не могла ее написать. Все эксперименты были сделаны во время беременности, опубликованы статьи, но я все тянула. А на удар судьбы — мобилизовалась. Дописала, защитила диссертацию, стала больше получать, что было очень существенно.

Жизнь шла, периодически била, я не сдавалась. Каждый раз нужно было собраться и выдержать! А главное — активно жить

Начался период очень активной работы. Создала лабораторию, начала заключать хоздоговора. Стала организовывать психологический практикум — ходила на физфак, чтобы узнать, как практикум сделан у них. К семинарам надо было разрабатывать новые программы, подбирать литературу. Из этого вышел проект издания хрестоматий по общей психологии с классическими работами отечественных и, главное, зарубежных авторов.

Мне было за 40, мы с Алешей ждали второго ребенка, но я его потеряла. Когда случился этот очередной удар, я приняла решение закончить и защитить докторскую диссертацию. Стала профессором МГУ, начала читать авторский курс «Введение в психологию» — по-новому.

В общем, жизнь шла, периодически била, я не сдавалась. Каждый раз нужно было собраться и выдержать! А главное — активно жить.

Я не собираюсь ставить себя в пример. Это знание было добыто в мире людей. Я — ребенок военного времени. Выживание в тяжелые времена — это была судьба всего народа, сопротивление народа. Мои сверстники, те, кто живы, — они какие-то закаленные. Они менее скрученные последующими политическими и идеологическими наслоениями.

Встать мне сказали на следующий день после операции. Спустите ноги. Сделайте шаг. А я делаю десять. Если один можно, то почему нельзя два, а десять? Пусть и не спеша и вместе с капельницей, с проводами от приборов. Устала, пошла обратно. Я не подчинялась болезни, духу болезни. А наоборот, помогала организму сопротивляться.

Мы собираемся из больницы уезжать, и у нас спрашивают: вам сиделку организовать? Мы с мужем оба говорим: нет, не надо. Я сама. Мы сами.

Друзья, врачи мне дали дополнительное время, и я хочу использовать его для людей — ведь это моя профессия

Потом химиотерапия. Вот это ужас! Тебя отравляют раз в неделю по понедельникам. Через три дня ты всю эту гадость начинаешь изживать. В четверг тебе лучше. В пятницу, субботу, воскресенье, кажется, живешь. В понедельник — опять отрава. Ведь «химия» только называется терапией, фактически это яд не только для раковых клеток. И так полгода.

Временами беспокоили мысли: сколько белых клеток, сколько красных. Спасала работа над «Метафорами» — издательство ждет! («Метафоры» — новая психологическая игра. — Прим. ред.). Когда начинаешь этим заниматься, обо всем забываешь. И получаешь удовольствие.

Химию приходилось ждать в специальной комнате: пациент и сопровождающий. Одновременно таких 5–7 пар сидят, ждут, когда их вызовут. Очень мрачные пары. А мы с Алешей беседуем, улыбаемся, смеемся. Постоянная картина. В какой-то момент стали осознавать, что выглядим неприлично — слишком оживлены. Словно какие-то посторонние. Но это раковое отделение. Там посторонних не бывает.

Да, такие у нас отношения. Это не значит, что я оптимист и все время подпрыгиваю от радости. Нет, у меня бывают мрачные настроения, хотя ненадолго. Сейчас вернулась в свое обычное состояние. Правда, с ощущением несколько меньших возможностей. В остальном живу так же. Друзья, врачи мне дали дополнительное время, и я хочу использовать его для людей — ведь это моя профессия!

Это очень важно для того, кто приговорен болезнью, — быть с ним кому-то из близких, говорить с ним

Для тех, кто сейчас узнает такой же диагноз, решающий вопрос — операбельна опухоль или нет. Если можно лечиться, бороться, то так и стоит сказать себе: все нормально, выживай. А если нет — ты живешь, радуешься, вот и радуйся. Эти слова нашел для меня тот врач. Эти слова отобраны его многолетним, тяжелейшим опытом. Живешь — живи. Радуйся. Какой бы диагноз тебе ни поставили.

Антоний Сурожский рассказывает о сопровождении умирающего. Молодой солдат умирал, оставляя жену, детей, ферму. Говорил, что ему страшно умирать в одиночестве. Антоний ему сказал, что этого не произойдет, так как он будет все время с ним.

«Ты сможешь открывать глаза и видеть, что я здесь, или разговаривать со мной. А потом сможешь взять меня за руку и время от времени пожимать ее, чтобы убедиться, что я здесь». Так умирающий был избавлен от одиночества. Это тоже очень важно для того, кто приговорен болезнью, — быть с ним кому-то из близких, говорить с ним. Но логика, доводы обычно не действуют.

Помогают воспоминания, тон и забота, напоминания моментов радости. Кто-то сказал: каждый человек хотя бы один раз в день бывает в раю. В любой ситуации мы можем ловить такие моменты.

Юлия Гиппенрейтер: «На удар судьбы я отвечаю встречным ударом»

Книга на тему

«Продолжаем общаться с ребенком. Так?» Юлии Гиппенрейтер

Дети растут, а это значит, что новые вопросы, касающиеся их воспитания и развития, возникают у родителей едва ли не ежедневно. Книга психолога и педагога, профессора МГУ им. М.В. Ломоносова Юлии Борисовны Гиппенрейтер — продолжение ее бестселлера «Общаться с ребенком. Как?», без преувеличения перевернувшего отношение к детям в тысячах российских семей.