«Домострой и царский вайб»: действительно ли Виталий Гогунский — нарцисс и абьюзер?

«У тебя плохое настроение? Сразу в сад!»

Не так давно актер Виталий Гогунский дал большое интервью журналистке Ксении Собчак. В течение трех часов он рассуждал о женщинах, возрождении институтов благородных девиц, цитировал «Домострой», сетовал на женские гормоны и не забыл упомянуть о своей тяге к «царскому вайбу».

Гогунский отметил, что женщина в хорошем настроении — это дар, а в плохом — наказание. Также он подчеркнул, что девушкам стоит изучать музыку, рукоделие и французский, а не лезть в политику и экономику.

Несколько раз актер повторил: его идеал — красивая, воспитанная женщина, которая не спорит, а вдохновляет. А когда Собчак закономерно уточнила, почему же его последней девушкой была стриптизерша, Гогунский объяснил это тем, что «не может обмануть свою природу».

Интернет взорвался. В адрес актера полетели обвинения в женоненавистничестве, нарциссизме и абьюзе. Кто-то назвал его воззрения пережитком патриархата, а другие и вовсе предложили его «отменить».

Действительно ли Гогунский — нарцисс и перверт с расстройством личности?

Сразу оговорюсь: выносить какие-либо полноценные суждения или ставить диагнозы по ролику в Ютубе — последнее дело. Все, что вы прочитаете ниже — лишь одна из множества точек зрения, просто реакция на видео, оказавшееся в публичном доступе. И в некотором смысле даже попытка защитить Виталия.

Ведь он, судя по интервью, напоминает, скорее, инфантильного мужчину, который просто пытается нащупать хоть какую-то внутреннюю опору. Он озвучивает банальные клише, но делает это не агрессивно, а растерянно. Его тезисы лишены внутренней логики. Нет ни одной по-настоящему оформленной мысли. Кажется, он сам до конца не понимает, чего хочет.

Да, его притягивает образ патриархального и царственного самца, доминирования (хотя на том же полиграфе он это отрицает — везде ощущается внутренний конфликт). Но это именно образ. В процессе просмотра складывается впечатление, что Гогунский, скорее, хочет выглядеть как нарцисс, чем является таковым на самом деле. И здесь интереснее понять: откуда в нем такой запрос?

Причем тут страх кастрации

Во всех высказываниях актера звучит не столько презрение к женщине, сколько испуг. Гогунский не ненавидит, он иногда даже прямо благоговеет. Но одновременно и боится. В интерьере его дома мы видим бесконечные картины с обнаженными женщинами (наталкивает на идею о какой-то фиксации). В его речах мы слышим восхищение женской красотой и, что интересно, умом. Но в них же — боязнь женского настроения, непредсказуемости, эмоциональности.

И это, по сути, очень похоже на так называемый страх кастрации. В психоанализе под этим термином понимают, конечно, не физическую травму, а ощущение, что от тебя что-то требуют, что-то у тебя забирают, что рядом с женщиной ты можешь утратить контроль и власть. Отсюда, вполне возможно, и потребность в «царском вайбе» — чтобы компенсировать бессилие.

Можно ли говорить в таком случае о нарциссизме? Мы не видим даже полноценной уверенности в своих высказываниях (а у нарциссов это все-таки, как правило, встречается). Наоборот, видно, как Гогунский все время мечется в сомнениях, берет свои слова обратно, говорит, что женщина должна бояться мужа, а через минуту признает, что сам грешен и любит девушек «определенной стати».

Это действительно не очень похоже на нарциссизм. Это, скорее, невротическая игра с собственным образом. И с точки зрения психоанализа, здесь больше видна истерическая динамика.

Истерия или гениальный рофл?

Истерия в свою очередь — это не расстройство, а форма невроза. Это способ жить в постоянном поиске своей идентичности через взгляд другого (в данном случае — женщины).

Такой человек все время словно невербально спрашивает другого: кто я для тебя? Что ты обо мне думаешь? Он хочет быть желанным, но при этом все время разрушает свои же представления о себе. Так действует истерическая структура — сомневающаяся, колеблющаяся, зависимая от реакции ближнего, не уверенная в своей роли.

Это внутренняя необходимость одновременно быть объектом желания другого и ставить под сомнение сам авторитет этого другого, что мы и видим во всех высказываниях Гогунского относительно женщин. Это сложная невротичная противоречивость.

И вполне возможно, что через несколько лет Виталий захочет примерить на себя какой-нибудь совершенно иной образ. Правда, и в этом случае его основой, вероятнее всего, будет желание понравиться женщине, смешанное со страхом перед этой самой женщиной и, как следствие, с попыткой сместить ее с выстроенного им же пьедестала.

И вообще, вдруг — и это уже из области фантазии — Виталий Гогунский совершил ход конем? Вдруг он на самом деле просто бесподобно отыграл образ своего самого известного персонажа, того самого Кузи из «Универа» — простодушного, запутавшегося, с набором устаревших идей? И через время окажется, что все это интервью — не исповедь, а перформанс, этакая постирония и, как сказали бы зумеры, просто гениальный рофл. Тогда рейтинги Гогунского как актера, вероятно, взлетят до небес! Хочется верить!