«Норд-Ост»: 20 лет спустя — как живут близкие жертв теракта

«Многие чувствуют вину и стыд за то, что остались живы, не помогли другим, что растерялись и испугались, что неправильно себя вели», — рассказывает Анна Портнова, заведующая отделом клинической психиатрии детского и подросткового возраста института Сербского. Во время теракта на Дубровке она вместе с коллегами помогала пострадавшим и их родственникам.

Часто выжившие пытаются вспомнить, что предшествовало ситуации, словно хотят найти точку, откуда события могли бы пойти иначе: отмечают мистические знаки, закономерности, слова близких. Кто-то в последний момент купил билет с рук, кто-то случайно оказался рядом и решил приятно провести вечер, кто-то, наоборот, не пошел сам, отправив на спектакль родственника.

«Любая чрезвычайная ситуация внезапно нарушает привычный ход жизни человека, который оказался в нее вовлеченным, — говорит заместитель начальника отдела экстренного реагирования Центра экстренной психологической помощи МЧС России Наталья Толубаева. — События, связанные с утратой близкого и с переживанием опасности для жизни и здоровья, террористический акт, особенно с захватом и удержанием заложников, оказывают мощное негативное воздействие на психику».

«Бороться и искать»

Иногда чувство вины становится невыносимым. «Тогда оно нередко превращается в гнев и ярость и выплескивается вовне, — объясняет Анна Портнова. — Если бы был однозначный враг, людям было бы легче переживать потерю. После природных катаклизмов сила эмоциональной реакции не так высока, как после антропогенных, то есть вызванных людьми, особенно сопровождающихся насилием».

Некоторые опускают руки, нередко заболевают. Кто-то уходит в религию, иногда — в секту. Кто-то со всеми конфликтует (как, например, так называемые комбатанты — афганцы, «чеченцы»). Другие находят смысл в детях, благотворительности или в поисках правды ради всех.

«Люди понимают, что они никак не изменят случившееся, — продолжает Анна Портнова, — но им важно добиться справедливости: чтобы виноватые признали себя таковыми, а обиженные получили компенсацию».

Ее председателем стал Сергей Карпов, а сопредседателем его жена Татьяна, потерявшие в октябре 2002-го старшего из троих сыновей — музыканта и переводчика Александра О'Карпова: он перевел с английского либретто мюзикла «Чикаго», им с женой было интересно посмотреть отечественный музыкальный спектакль… В 2016 году Татьяна Карпова умерла — «сгорела», как говорят ее знакомые.

Из двух дочерей Дмитрия Миловидова террористы отпустили только одну. Вторая погибла во время штурма. Ему, инженеру по профессии, легче оперировать не эмоциями, а цифрами.

• 912 заложников, не считая тех, кто сам вошел с улицы;

• средний возраст погибших (среди которых 10 детей) — 36 с половиной лет;

• 69 сирот;

• в 35 городов уехали гробы;

• в 42 города — оставшиеся в живых заложники.

В перечне мельчайших деталей, фактов, дат, номеров дел — огромная боль и обида, которые до сих пор не отпустили. Все это время он и другие активисты ходят на судебные заседания, упорно ведут собственное расследование. Помогают — кому с лечением (сказываются последствия стресса и отравления газом во время штурма), кому с устройством детей в лагеря, санатории и школы. К ним обращаются за консультацией пострадавшие от других терактов.

«Тема „Норд-Оста“ табуирована, а мы, объединившись, мешаем скрывать правду и виноватых», — говорит Сергей Карпов. Работает сайт nord-ost.org, куда выкладывается информация за все время. В 2011 году вышла книга памяти всех погибших. Лидеры организации «Норд-Ост» выступали с докладом в ОБСЕ, выиграли дело в Европейском суде по правам человека в Страсбурге.

«Найти и не сдаваться»

Если для одних спасение в борьбе, то для других — в семье, детях, родителях. «На Кавказе, когда случается горе, в дом приходит вся родня. Вместе им легче переживать страдания, — говорит Анна Портнова. — Поддержка близких часто возвращает людей к жизни. В моей практике были случаи, когда помогало рождение другого ребенка или усыновление из детдома».

Зоя Чернецова

64-летняя Зоя Чернецова повидала за свою жизнь многое: прошла Афганистан операционной медсестрой в военном госпитале. В тот день ее сын, 20-летний Данила, пятикурсник строительного университета, работал в театре. «Он был одаренным мальчиком, музыкальным, — вспоминает Зоя. — Когда это случилось, я поначалу очень злилась, а потом меня охватила пустота, жить не хотелось». Она не могла ни есть, ни спать, лежала без движения и высыхала. Помогли друзья: навещали ее, поддерживали. Через какое-то время познакомили «с хорошим человеком». И вот уже много лет они вместе.

С работы пришлось уйти: как только в ее кабинет компьютерной томографии приводили ребенка, к горлу подступал комок. А вскоре помощь понадобилась племяннице и ее маленьким детям. «Мы сейчас с вами разговариваем, а они у меня на верхнем этаже дачи бегают, — делится Зоя. — Их поднимать надо. Они и любимый мужчина и есть продолжение моей жизни». Сейчас она помогает и сестрам — одной 82, другой 69. И вместе с Сергеем Карповым и Дмитрием Миловидовым ходит на суды и ведет работу в их общей организации.

Алена Михайлова

Муж Алены Михайловой Максим в свои 35 лет был известен в Калининграде: талантливый журналист, музыкант, актер, руководитель радиостанции. В командировку в Москву он взял с собой жену и ее 9-летнего сына от первого брака. Гуляли по Кремлю, и в театральной кассе им предложили билеты на вечерние спектакли.

Когда Алена услышала про мюзикл по «Двум капитанам», других вариантов уже не потребовалось. «Это моя любимая книга, на которой я строила свой характер, отношение к жизни, к людям. „Бороться и искать, найти и не сдаваться“ — мой жизненный принцип, — говорит Алена. — Я была в восторге от постановки и жалела все первое отделение, что не взяли сына с собой. А во втором благодарила Бога, что он остался в гостинице».

Как оказалась в больнице, она не помнит. С памятью вообще после перенесенного стресса начались проблемы, поэтому все время приходится записывать даты и цифры. В Калининград ее с сыном забирал из московской больницы отец, Алене сказали, что мужа еще ищут среди пострадавших заложников и друзья привезут его позже. О том, что он погиб после штурма, узнала уже в самолете — из местной газеты.

Только через два года после теракта она смогла находиться в замкнутом пространстве, опять стала ходить в кино и театры, не боясь выключенного света и закрытых дверей. Но и сейчас старается выбирать места поближе к выходу. В третью годовщину теракта вошла в зал на Дубровке: «Я думала, если сделаю это и выйду на своих ногах, то непременно что-то вспомню. И обязательно жизнь изменится».

«Никто из нас тогда не знал, что будет дальше. Но я представила, что к горю наших с Максимом родителей добавится забота об оставшихся сиротами двух детях. Это сильно меня держало. Умереть тогда было бы так несправедливо!»

Несколько лет назад Алена досмотрела «Норд-Ост» в записи: для нее было важно «закончить» тот спектакль, ведь там добро побеждает зло. Смотрела вместе с сыновьями. И вспоминала, как рядом с ней в захваченном террористами зрительном зале сидели артисты труппы и рассказывали, что во втором действии на сцену «приземляется» настоящий самолет. Алена надеется, что мюзикл, талантливо созданный и поставленный, однажды вернется к зрителям.

Изменилась и личная жизнь Алены: рядом с ней человек из прошлого. Они знакомы еще со школы, для нее он «человек, проверенный временем», и ему она может доверять. «Я понимаю, что жизнь может оборваться в любую секунду, и не надо тратить время на нервотрепки и обиды. Я и раньше любила жизнь. А сейчас живу по максимуму, каждый день, и получаю удовольствие от всего — от встреч, разговоров, работы, семейных радостей и просто от мгновений».