Что означает фраза Memento mori?

Как относились к смерти наши предки

Что происходит с нами, когда мы слышим это выражение: memento mori («помни о смерти»)? Несмотря на то что с древней латынью не все знакомы, эту фразу знают многие.

Рассуждения о том, что нужно помнить о смерти, встречаем и у классиков литературы, и в философии, в религии. Например, у Максима Горького в словах: «На каждый новый день надо смотреть как на маленькую жизнь» или в молитве на сон грядущим в православном молитвослове. Читатели Карлоса Кастанеды вспоминают, как в речи Дона Хуана им был описан образ смерти, всегда стоящей за нашим левым плечом. В традиционных культурах память о смерти была встроена в повседневную жизнь.

В русском языке слово «смерть» лингвистически родственно словам «мера» и «мир». Буквально это значит «Быть с мерой». Наши предки умиранию учили как «приходу к миру».

На Руси была культура «правильной смерти» (и сохранялась в России вплоть до революции начала ХХ века). Женщины готовили одежду («смертное»), мужчины сколачивали гробы, которые хранили на чердаке, а дети постоянно были включены во все обряды. Вся семья собиралась, когда умирал близкий. В сознании ребенка появлялись важные представления: смерть — это не страшно, и к ней можно подготовиться.

Крестьяне жили в контакте с сезонностью и, как следствие, чувствовали себя, свои циклы, свое здоровье, они готовились к своему уходу. И раньше функцию разговоров о смерти, в том числе с детьми, выполняла естественная среда: и количество похорон, которые человек видел с определенной частотой, и сбор урожая, а потом — опустевшие поля, и забой скота…

Интересно, что мы можем обратиться не только к нашей культуре, но и, например, к нашим соседям — финнам. В финском языке Marraskuu (ноябрь) начинается со слова marras — «смерть». На первый взгляд такое название звучит немного странно (или даже страшно для современного человека), но здесь имеется в виду увядание и смерть многих растений — цветов, деревьев и всего остального.

Почему же сейчас мы испытываем такой выраженный страх смерти, что стараемся вытеснить переживание о возможной собственной кончине, и замораживаем чувства, если горе случилось с нами, и отгораживаемся от тех, кто проживает горе? Почему мы сейчас пытаемся жить как бессмертные?

Как мы стараемся не помнить о смерти сегодня

Мы прячем смерть

В современном мире произошла удивительная перемена сознания: чем дальше мы продвинулись в медицине и технологичном оснащении жизни, тем сильнее погрузились в иллюзию собственного бессмертия. Большинство людей живут так, словно смерть — это что-то далекое, абстрактное, что может коснуться кого угодно, только не нас самих.

Мы словно попадаем в коллективную амнезию относительно конечности бытия. Наша цивилизация имеет выстроенную и даже слаженную систему защиты от мысли о смерти.

Мы изолируем умирающих в больницы и хосписы, с глаз долой от живых, располагаем кладбища подальше от городов… Смерть уже — медицинское событие, а не часть нашей жизни. В крупном современном городе смерть очень сложно увидеть и заметить, нет визуальной картинки.

В советское время, например, еще кое-где было принято выставлять крышку гроба у подъезда, где кто-то умирал, люди могли зайти попрощаться в квартиру еще до похорон, похоронная процессия шла некоторое время до катафалка, а за ней раскидывали цветы или еловые ветки.

Запретное рождает любопытство

Как любой запрет становится привлекательным для нарушения, так и «самый страшный страх» вызывает невыразимое любопытство, вызывая желание приблизиться. И в современном творчестве можно заметить размышления о том, что еще неизвестно, по какую сторону стены, разделяющей миры живых мертвых, лучше.

Вспомним Тима Бертона, который любит в анимационных фильмах мир живых рисовать в темно-серых тонах, а мир мертвых — ярким и красочным. Или работа других создателей — «Тайна Коко», где хоть и показано это разделение несколько иначе, но страх скелетов-мертвецов сопровождает главного героя на протяжении почти всего сюжета.

Однажды на празднике ювелиров я увидела малахитовый цветок и строчки Бажова под ним: «И кто увидит живой каменный цветок, навсегда остается здесь, так как в мире нет такой необыкновенной красоты!»

Цифровая жизнь после смерти

Сейчас высокоразвитые технологии иллюзию нашего бессмертия только усиливают. К примеру, соцсети могут создавать впечатление, что цифровая версия умершего в реальности человека продолжает существовать — профили ушедших в мир иной порой остаются активными, их также продолжают вести родственники. Или фотографии умерших людей всплывают в «воспоминаниях».

Мы мастерски научились окружать себя экранами и бесконечным потоком информации, который создает у нас ощущение непрерывности бытия и хорошо заглушает тихий голос экзистенциального беспокойства, оставляя лишь постоянную тревогу и суету взамен.

Тревога является одним из проявлений нашей невозможности прохождения через смертные переживания. Философ Мартин Хайдеггер писал: «Смерть вызывает тревогу, потому что затрагивает самую суть нашего бытия. Но благодаря этому происходит глубинное осознание себя. Смерть делает нас личностями». Именно это затаенное и глубинное чувство тревоги делает человека человеком.

В свое время Зигмунд Фрейд отметил, что наше бессознательное не знает смерти — для него мы действительно бессмертны, но он говорил о естественном защитном механизме психики. А в современном обществе этот механизм превратился уже в другой — в отрицание реальности, причем часто патологическое. Простой пример: мы планируем жизнь на годы вперед и даже не задумываемся о том, что самого завтра может не наступить.

Когда мне на сайте Psychologies.ru попалась статья на эту тему: «Если я умер: какие распоряжения оставить близким», я захотела поделиться ей со многими клиентами, потому что это большая забота о близких — подумать о том, с чем они останутся после меня, какие вопросы им придется решать. Вспомните цитату из «Мастера и Маргариты», вложенную Булгаковым в уста Воланда: «Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!»

В нашем отношении к времени проявляется та же иллюзия бессмертия. Мы живем так, словно время — неисчерпаемо. Легко тратим часы на бессмысленное пролистывание лент, терпим годы на работе, которая не приносит удовлетворения, отдаем десятилетия отношениям, которые могут быть давно мертвы.

Как пишет Виктор Пелевин в «Бэтман Аполло»: «Достаточно было спокойно подумать три секунды, чтобы все понять. Вот только где их взять, эти три спокойных секунды? У кого в жизни они есть? Мы не только живем, но и умираем на бегу — и слишком возбуждены собственными фантазиями, чтобы остановиться хоть на миг».

В одной из статей о страхе смерти я наткнулась на размышление философов о том, что в момент рождения «в человека выпускается невидимая стрела, которая настигнет его в час смерти».

Смерть всегда в переходе от того, что завершается и никогда не повторится, к тому, что еще не наступило. Переходное время часто дается нам нелегко. Особенно потому, что мы попадаем в реальное завершение чего-то и паузу после него, когда нет гарантии, будет ли что-то новое хорошее. Прямо сейчас, сию минуту, ведь сразу этого нового нет.

Как солнца, например, в нашей средней полосе пока не будет с осени до середины зимы точно, или весны не будет сразу после облетевших листьев… Нужно ждать и надеяться всю зиму, возродится ли природа ото сна.

Один из способов пережить это время в христианстве — переключить внимание на подготовку к Рождеству и Новому году (другой переход, кстати). Только уж слишком ранние елочные украшения по городу в последние года и у нас, и на Западе, аж 1 ноября. Почему нам так тягостно в этом месяце?

Это не было слепой одержимостью чем-то мрачным, а являлось мудрой практикой. Благодаря ей намного проще правильно расставить приоритеты.

Если человек помнит о смерти, то каждый его день становится подарком, шансом что-то успеть или изменить, а каждая встреча — ценность, потому что может быть потенциально последней, и каждое слово — значимо, взвешено. Осознание своей конечности помогает нам выбирать что-либо в согласии с собой, стремиться любить глубже, отпускать легче.

Ведь циклы жизни и смерти окружают нас повсюду, открывая нам волшебную формулу: попавшее в землю семя со временем прорастает, переживает пору полного цветения, затем его внутренние энергетические процессы идут на убыль и наступает смерть. Символически наша жизнь подобна этому цветку.

В экзистенциальной психотерапии, так же как и в психоанализе, и в танатотерапии есть схожее восприятие самого факта собственной смерти: способность принять свою собственную смерть позволяет полнее быть со своей жизнью.

Когда я говорю со своими клиентами о смерти, мы смотрим на нее как на мудрого учителя. Смерть есть часть жизни. Она показывает нам «меру» всего, границы, придает форму существованию, и тем самым дает опору, чтобы двигаться по своему пути осознанно к тому, что действительно значимо. К подлинным отношениям, собственной реализации и творчеству, к соединению с истинным собой, к поиску смысла, к способности жить в реальном мире.

Проживай каждый день, как последний,
Ибо так и случится однажды,
И верши свой маршрут долголетний,
Руководствуясь вечной Душой!
(Алексей Щукин)