Дарья Мороз: «За четыре года я стала другим человеком»

В одну секунду все сломалось. Нужно самой приготовить еду, погладить вещи, оплатить счета — то, что всегда делала мама. Это быт. А что касается моральной стороны... Есть человек, и вдруг его нет. Вынули из твоей схемы жизни. Это особенно травматично.

Мне нужно было свыкнуться, что мы с папой теперь вдвоем. А потом, кстати говоря довольно быстро, привыкнуть к одиночеству, — у папы началась своя личная жизнь. К 18 годам я стала много сниматься и полностью себя обеспечивать.

Конечно, папа всегда готов был помочь. Но это заставило меня собраться, встать на ноги и сказать: «Окей, Даша, ты идешь дальше одна». Ощущение одиночества толкает на поиски себя в этом мире… Оно закалило мой характер.

Есть ли у меня грусть о том, что по утрам я не слышу, как мама варит кофе? Да. Как у всех, кто кого-то теряет. И как бы я ни осознавала, что человек, по сути, всегда один, после ухода мамы во мне поселились страхи потери и одиночества.

Задолго до трагедии вы поссорились с гостившей у вас подружкой, и мама вас наказала — посадила в комнату одну, даже обед принесла туда, и, отдавая тарелку, сказала: «Вот, ешь одиночество». Я эту фразу забыть не могу.

Как и я… Знаете, мы с родителями проходим этапы проработок. Я как человек эзотерического свойства понимаю, что у меня с мамой осталось много непроработанного. Мы как две совершенно разные души недоговорили, недоузнали друг друга, нам тупо не хватило времени. Я сейчас спокойно об этом рассуждаю, потому что уже 20 лет прошло. Больше половины жизни я без мамы.

Эта ранняя потеря повлияла на то, как вы воспитываете свою дочь?

Да. Я убеждена, что Аня должна уметь обходиться без меня. У нее должна быть своя жизнь, свои точки опоры. Это защищает человека от многих сложных моментов, не обязательно от смерти близкого.

Вы как-то активируете не связанные с вами точки опоры? Ведь взрослые могут это режиссировать.

Я так и делаю. Например, предлагаю остаться переночевать у подруг. Стараюсь минимально погружать ее в свою жизнь, не таскаю лишний раз по съемкам, не беру во взрослые компании. У нее есть своя зона жизни: школа, друзья, бесконечные занятия, няня, папа.

Стала ли новая семья отца, Константина Богомолова, — Ксения Собчак, ее сын Платон — точкой опоры для Ани?

Думаю, да. Аня часто остается у них в доме и даже живет там иногда. Два раза в год они ездят отдыхать. Аня прекрасно общается с Ксенией. По-моему, это классно. У Ани есть понимание здоровых отношений взрослых. Она видит, что никто не ругается, не мучает и не портит жизнь другому после расставания.

Когда-то я сказала ей: можно жить вместе под одной крышей и ссориться. А можно жить отдельно и продолжать любить друг друга, быть папой и мамой своему ребенку. От места это не зависит. Главное, чтобы все жили дружно. Аня это приняла, она умница. И я очень благодарна Ксении за то, что она так дружелюбно приняла Аню. Ведь могло быть по-всякому.

Ане десять лет, скоро начнется переходный возраст. Какие у вас отношения сейчас?

У нас очень плодотворный и классный период. У нее действительно возраст подростковый и появились новые штучки-дрючки, приколы, какое-то вранье. Мы с ней полтора месяца на самоизоляции сидели в деревне под Псковом. И это время сложно для меня прошло. Мы постоянно были вместе, больше, чем обычно, когда я работаю, и мы обе бурлили.

В какой-то момент мы с Аней крепко поссорились. А я как раз должна была уехать на день в Москву. Села в поезд и начала реветь. Думала: «Господи, какой же кошмар! На что мы тратим время? Я сволочь, а не мать. Зачем я на нее ругаюсь? Почему не могу сдержать себя и как-то по-другому с ней все разрулить?»

Мне было очень стыдно перед Аней, что я такая несдержанная. И я дала себе слово, что больше на ребенка голос не повышу. Правда, ложась спать вся в слезах, я подумала, что, наверное, не получится. Но дальше меня как будто переключило.

Надо сказать, что и Аня со мной стала вести себя иначе. И это так кайфово! У нас с этого момента другие, ласковые отношения. Это не исключает того, что я могу постучать пальцем по столу, сказать: «Аня, пожалуйста, прошу тебя, так не делай». Но на этом все. Я даже внутри перестала сердиться.

У меня ощущение, что вы в последнее время изменились и внешне, и внутренне. Стали ярче, сексуальней, уверенней. Что на вас так повлияло?

Новая Даша последних пары лет родилась вследствие большого количества событий. Многое, конечно, заложил Костя. Он в работе раскачивал во мне энергию жесткости, сексуальности. Все время настаивал: «Ты не такая, какой тебя привыкли видеть, — ты совсем другая женщина. Давай, жги!» А потом я стала сама с собой договариваться — какая я.

Последние четыре года стали для меня очень важными. Это время я потратила на свое развитие, проработку внутренних проблем. Я действительно превратилась в другого человека. Это был резкий поворот. Очень много всего совпало в одной точке.

Глобальные перемены касались и личной жизни, и профессии, и быта. Я стала как-то адски переезжать, менять квартиру, машину, няню. Я училась жить в новых обстоятельствах и справляться с ними. Если что-то шло не так, анализировала, в чем ошибка.

И в чем была ваша главная ошибка, слабое место?

Я совсем не умела обращаться со своей энергией. Любая энергия работает, если ты ей правильно управляешь, а если нет — разрушает тебя.

Как вы научились управлять энергией? У вас есть наставник?

У меня было несколько учителей, главный появился полтора года назад. Это не психологи, а люди из эзотерической области. Мне, например, помогла практика, которую я называю «вытанцовываться». Врубаешь любое радио и начинаешь двигаться под разную музыку. Отключаешь мозг и даешь телу работать самому. 15 минут в день вполне достаточно. Ты вытряхиваешь из себя всякую гадость.

Человек — это энергия. Вот ты ходишь-бродишь по жизни, встречаешься с людьми, и все это тебя разбалансирует. Ты начинаешь нервничать, болячки выскакивают. Особенно опасно, когда этой энергии не просто много, а очень много.

Когда я начинала злиться, физически чувствовала: вокруг меня Хиросима и Нагасаки и я разрушаю все в радиусе километра. А когда пыталась собраться, у меня не получалось, и я себя начинала бомбить изнутри, потому что не умела направлять энергию правильно. Теперь я учусь. И это работает не только в жизни, но и на сцене, когда ты понимаешь, как воздействовать на зрителей.

Изучение себя для меня очень серьезно. Но я не исключаю ни юмора, ни ироничного отношения к этому. У меня все друзья, когда заходят в подъезд, веселятся: «О, понятно, к Дашке идем». У меня благовония, свечи, дудук играет. Мне так комфортно. Так быстрее восстанавливаешься. Для артистов это вдвойне важно.

Мне много раз говорили: «Вы проживаете роли, жизни других людей, и это на вас влияет», — а я этого не осознавала. Но недавно поняла, что роли серьезно отражаются на реальной жизни.

Один из моих новых проектов — «Медиатор». Вера, которую я играю, адский ад, а не женщина — психически не очень здоровая, пьющая. Когда я начала работать, мы снимали большой блок — десять дней подряд. И я вдруг ощутила, что эта Вера на меня влияет.

Представьте, есть твоя энергия, как одежда, а ты должен на себя не просто надеть, но и начать производить энергию другого человека. Да, потом звучит: стоп, снято. Но где-то налипло, где-то волосок остался, где-то запах от той чужой одежды-энергии. И ты потом думаешь: «Господи, а что же я такая злая? Что же меня так разрывает?» Существуют разные практики, чтобы снять чужую энергию. Самое простое — свечи и ванна с солью. Артист должен уметь чужеродное стряхивать.

Вы стали продюсером сначала второго, а теперь и третьего сезона «Содержанок». Это значит, начинается новая жизнь и от актерства вы уходите?

Хочу уйти, но никто не отпустит. Это доказывается количеством работы, которая у меня есть. Меня действительно рвут на части. Я не соглашаюсь даже на пятую часть того, что предлагают. Занимаюсь только тем, что меня заводит. И все равно это огромный объем.

Сейчас параллельно вы снимаетесь в четырех проектах. А как же личная жизнь? При таком графике ее просто не может быть.

Почему не может? Очень даже может. Было бы желание и правильный человек рядом, препятствий в этом смысле нет.