Толерантность — это противоядие нашему страху

Psychologies: Феномен массовой иммиграции уже сопровождается серьезными проблемами сосуществования религий и культур, поэтому нас призывают к толерантности, причем не в теории, а на практике. Существует ли адекватный способ измерить толерантность?

Романо Мадера: Я бы сказал, что нет. По моему личному мнению, толерантность, терпимость не следует считать некоей абстрактной ценностью. Это своеобразная форма нестабильного равновесия. Слову «терпеть» изначально свойственна негативная коннотация, и этот негатив исходит от предмета, который мы вынуждены «терпеть». Примерно такая форма толерантности, как мне кажется, существует сейчас по отношению к тому, что называется «исламская угроза».

То есть вопрос толерантности не такой простой?

Р. М.: Если сложности обнаруживаются уже между двумя людьми, безусловно они будут еще серьезнее по отношению к группам людей, которые с собой приносят свои традиции и верования из родных стран. Различие культур мешает поиску общего для всех пространства. Это очень непростое дело, потому что у каждого из нас есть осознание своей национальной и культурной принадлежности, поэтому мы считаем само собой разумеющимся то, что наш образ жизни является универсальным, не вызывающим возражений (если мусульмане хотят жить с нами, они должны уважать наши правила). Мы балансируем между пассивной толерантностью, пережитой как слабость, податливость и чувство вины, и сугубо формальной толерантностью. А еще толерантность — это путь к установлению диалога, что сопровождается понятным страхом потерять свою культурную идентичность из-за собственных «уступок».

Толерантности нужны границы?

Р. М.: Толерантность — это разумное принятие того, что мы можем разрешить перемены, распознавая в этом возможные выгоды. Мы можем оценить одни отличия и в то же время возмущаться из-за других. В основе свободы лежат некоторые неоспоримые ценности, например — равенство всех граждан перед законом, независимо от пола, национальности и религии. В том, чтобы пустить все на самотек и махнуть рукой, есть определенный риск: невозможность возмущаться и негодовать по какому-нибудь поводу. Нет никакого оправдания ни одному акту насилия или преступлению, которое нарушает закон, гарантирующий мирное сосуществование цивилизованных людей. В ситуации физического или морального выбора, да даже просто в нашей повседневной жизни мы ведем себя подобным образом: мы говорим с теми, кто верит или не верит в Бога, но не способны на диалог с теми, кто находит оправдание убийству или кто хотел бы отменить право голосования для женщин. У каждого из нас есть своя мера терпимости. Она формируется из того, что происходит вокруг, из того, во что мы верим, из нашей истории, наших принципов и ценностей. И наше представление о толерантности может меняться. Пока нас не захлестнул поток мигрантов, мы могли считать себя очень терпимыми, например, по отношению к определенному сексуальному поведению, и нетерпимыми к людям, которые, допустим, курят в общественных местах. Теперь же, когда мусульмане просят построить мечеть или создать отдельное меню питания для своих детей в наших государственных школах, мы можем обнаружить, что мы менее толерантны, и с тревогой спросить себя: обяжут ли учительниц носить паранджу, чтобы вид их неприкрытых лиц не смущал маленьких мусульманских учеников? Или же наоборот, мы можем не обращать внимания и, по равнодушию или лености, терпеть наличие нелегальной исламской школы, куда ходят десятки тысяч детей, которым преподают унитарные экстремистские учения ислама.

Какие ответы на «неловкие» для нас вопросы вы бы предложили?

Р. М.: Я бы предложил глубже вникнуть в то, что же действительно скрывается за нашей (не)терпимостью. Каждого из нас сопровождает Тень, и чем меньше она вторгается в нашу сознательную жизнь, тем она чернее и плотнее. Возьмем этот образ, предложенный отцом аналитической психологии Карлом Густавом Юнгом, в качестве отправной точки: именно в этой Тени, полной всего того плохого, что мы думаем о других, обитают жизненные аспекты нашей личности, о которых мы не знаем и которые возбуждают в нас гнев и антипатию. Как правило, то, что мы не можем терпеть в других людях, не нашло решения в нас самих. Это значит, что нам нужно работать над нашей «тенью»: избегать демонизации нашего недруга, прибегать не только к критике, но и к самокритике. Это не значит, что мы «злее» других, но если мы не начнем с себя, мы так и будем лить из пустого в порожнее.

Что еще может скрываться за нашей толерантностью?

Р. М.: Мы можем обнаружить в себе равнодушие. Что мы способны махнуть рукой, только бы от нас отстали. Было бы не лишним спросить себя, основывается ли наша толерантность на том, что нам необходимо жить спокойно — ведь толерантность нас устраивает, потому что она гарантирует нам сохранность нашего образа жизни. И еще: во имя толерантности мы можем скрыть, как нам трудно управлять конфликтом. В конце концов, толерантность — это антидот нашего страха: она позволяет нам чувствовать себя более благородными и менее напуганными.

Толерантность может подготовить почву для уважения?

Р. М.: Идея толерантности в большей степени заключается в пассивной поддержке разнообразия как неотвратимого факта, с которым нужно считаться. Но так же верно и то, что она представляет собой покорение западной культуры, которое может дать жизнь искренней взаимности. Люди не хотят, чтобы их принимали и терпели; они хотят, чтобы их понимали и уважали. Французский драматург Жан Кокто говорил: «Не выношу, когда меня терпят». Терпимость должна представлять собой некую форму перехода к уважению. Мусульманка, надевающая чадру, не будет ни неуместной, ни неприличной в том случае, если и для нее эта чадра будет собственным выбором, а не категорическим предписанием.