8 чувств, которых я не ожидала от материнства

К ограничениям вроде «пойти в магазин можно, но только с ребенком» я была морально готова. В конце концов, я же хотела этого ребенка. Ну и почему бы мне не ходить в магазин вместе с ним? Тем более, в корзину коляски очень удобно складывать покупки. И забывать их там, когда подходишь к кассе. И вести потом глубокомысленную беседу с охранником о том, что «я не специально, у меня гормоны, и вообще я хожу в ваш магазин каждый день, неужели вы и правда думаете, что если бы я хотела что-то украсть, то не выбрала бы другой магазин, где меня не знают в лицо все кассиры, администраторы, продавцы и даже вы лично?»

В общем, все эти «я могу спать, только когда спит ребенок» и «мои привычные интеллектуальные беседы превратились в монологи о качестве подгузников и разнице между слингом и рюкзаком» меня особо не беспокоили.

Интеллектуальных бесед мне хватило с головой за время учебы и работы. Мне было в кайф говорить о байковых пеленках и моделях колясок. Спать по десять раз в день одновременно с сыном тоже было удобно — так много я не спала никогда в жизни, ни до, ни после.

Но все это лирика. За восемь лет — именно столько на днях исполнилось моему старшему ребенку — я столько раз впадала в ступор от неожиданных и мощнейших эмоций, что все эти бытовые радости и трудности отступали на второй план.

1. Любовь

Начнем с хорошего. Казалось бы, что внезапного и удивительного в любви к своим детям? Это же нормально и заложено природой. Ну да. Но я никогда не думала, что любить можно так сильно.

Первую ночь после рождения сын спал, а я сидела над кроваткой, смотрела на него и плакала. Рыдала всю ночь. От счастья, умиления и той самой любви. Да, я знаю про гормоны. Но дело не только и не столько в них. Потому что гормоны давно выровнялись, а это чувство не покидает меня до сих пор. Правда, сейчас я по ночам все же сплю и плачу разве что над фильмами и книгами.

Дочь родилась с трехкратным обвитием пуповины вокруг шеи. Доктор сказал, что еще пара минут, и она бы задохнулась. А через час ее чуть не перепутали с другим ребенком — принесли мне сверток с розовым блондинистым младенцем вместо моей смуглой черноволосой девочки. Акушерка краснела, бледнела, просила прощения, но было поздно. Все это в совокупности словно заморозило меня — я не чувствовала вообще ничего.

Первые два месяца после рождения дочери я была роботом. Кормила, купала, укачивала, пела песенки и ничего не ощущала — ни радости, ни любви. А, нет, ощущала — чудовищную вину за отсутствие «нужных» чувств. А потом она первый раз мне улыбнулась. И все сдерживаемые из-за страха эмоции прорвались, да так, что даже спустя четыре с лишним года меня не отпускает. Мне иногда кажется, что так сильно любить невозможно физически — голова лопнет.

Представьте свою самую большую любовь. Нет, не влюбленность: дрожащие коленки, вздохи под луной и «я без тебя жить не могу». Настоящую любовь, которая укутывает со всех сторон и расставляет все в жизни по местам. Представили? А теперь умножьте на миллион. А лучше на миллиард. Вот, это оно самое и есть. Голова лопается.

2. Одиночество

Хорошо, когда есть подруги с детьми. Хорошо, когда вы общительный человек, который легко знакомится с другими мамами. Но восемь лет назад для меня это было неактуально. У меня была только одна подруга с ребенком, и он был старше моего на четыре года. Мне практически не с кем было обсуждать все эти подгузники и пюрешки. А хотелось. С бездетными подругами говорить было почти не о чем, я им про ребенка, они мне — про свидания. Да кому это интересно, думала я. Наверное, они задавались тем же вопросом в мой адрес.

На прогулках я с тихой завистью смотрела на других женщин с детскими колясками, которые за секунду знакомились и легко находили общий язык. Я так не умею. Поэтому я в одиночестве наворачивала круги по Патриаршим, смотрела на голые ветки деревьев на фоне осеннего неба и размышляла о бедных свиньях, которые не могут поднять голову и увидеть то же самое. «Наверное, они еще более одиноки, чем я».

Друзья приходили к нам часто, но в силу молодости и жизненной неопытности старались не мешать. Грудное кормление — даже в специальной одежде, в которой ничего не видно, — их смущало. Бормоча что-то вроде «мы оставим тебя наедине с ребенком», они уходили в другую комнату. Общаться и разговаривать. А я оставалась одна. Опять.

Поездки с ребенком в гости, на свадьбы и прочие радостные мероприятия не помогали — я все равно как будто была отдельно. Вот я с ребенком, а вот весь остальной мир, который на меня забил. Это сейчас я понимаю, что сама себя так «поставила». Но тогда это было очень тяжело.

3. Бессилие

Ребенок может довести так, как взрослым и не снилось. Особенно когда он уже немного подрос, но вменяемо общаться еще не научился. Я помню эту сцену, как сейчас: двухлетний сын валяется в сугробе, истошно орет и бьет меня ногами, а я сижу в том же сугробе без сил и молча смотрю в пустоту. И понимаю — вот оно. Все. Предел, конец всего сущего, мой личный апокалипсис.

Я ничего не могу сделать. Я не понимаю, что с ним, и не могу ему помочь. И себе помочь не могу. Могу только сидеть, раздавленная чувством тотального, всепоглощающего бессилия. Спасибо доброй бабушке, которая проходила мимо, остановилась, каким-то чудом успокоила сначала ребенка, а потом и меня.

Это чувство посещало меня еще не раз, и новые встречи с ним неизбежны. Потому что в мире так много всего, что я не могу проконтролировать, исправить или заставить работать так, как мне бы хотелось. В том числе — детей.

4. Нетерпимость

Это чувство я испытываю ко всем, кто говорит и делает что-то не так по отношению к моим детям. Врач, который некорректно выразился. Чужой ребенок, который специально толкнул моего и чей родитель это проигнорировал. Бесконечные доброжелатели на улице со своими: «А кто это такой большой и плачет, как девчонка? А вот сейчас я тебя от мамы заберу!»

Первое время я реагировала спокойно и вежливо, но потом мое хорошее воспитание испарилось. Поэтому теперь все врачи в детской поликлинике, все местные родители и все прохожие в курсе того, что я думаю о них самих, их методах воспитания и даже об их матерях. И того, что с ними произойдет, если они позволят себе такое еще раз. Нет, я этим не горжусь. Но терпеть выше моих сил.

5. Ярость

У людей, которые обижают моих детей, нарушен инстинкт самосохранения. Это единственное объяснение, которое я могу придумать. Иначе зачем они подвергают себя риску столкнуться с разъяренной мамой, которая в эти моменты больше напоминает дикого зверя и стихийное бедствие в одном лице?

В первом классе моего сына обижала учительница. Как потом выяснилось, обижала она всех: унижала, обзывала, за не сделанные вовремя задания запирала детей в классе одних вместо прогулки (четвертый этаж, окна без решеток, шестилетние дети без присмотра — понимаете мою мысль?), не пускала в туалет. Список можно продолжать долго.

Мы узнали об этом через полтора месяца. Больше в эту школу не ходили ни мой сын, ни я. Сын — потому что мы с мужем не хотели пускать его в этот кошмар больше ни на секунду. Я — потому что меня не пустил муж.

Все разбирательства с администрацией школы, управляющим советом и департаментом образования он взял на себя. Потому что если бы это делала я, то общение было бы, скорее всего, невербальным и уголовно наказуемым — красная пелена буквально застилала мне глаза.

Ярость, возникающая при необходимости защитить ребенка, — чудовищная разрушающая сила. Торнадо и цунами. Которыми управляет взбесившаяся медведица.

6. Никчемность

Знаете, сколько сейчас методик раннего развития детей? Сколько кружков, занятий, всех этих «Читаем с пеленок» и «Превратим ваше чадо в билингва»? Много.

К ним можно относиться как угодно, но если ты не мучаешь ребенка с рождения карточками Домана, не готовишь его к сдаче IELTS и не отправляешь грызть развивающую книжку на полу в дорогом и пафосном детском центре, то перед глазами довольно быстро загорается вывеска «Плохая мать».

Все кругом только и делают, что возят детей по каким-то занятиям и всячески развивают детские таланты (даже если их нет). Я рисую с сыном Дарта Вейдера, муж устраивает с ним битвы на световых мечах, а с дочкой мы танцуем на кухне под песенку про английский алфавит и лепим Свинку Пеппу из пластилина.

И я вроде понимаю, что мне и детям этого достаточно, благо в школе и детском саду хватает и кружков, и дополнительных занятий. Но все равно постоянно подтачивает мысль: «А другие родители делают для детей больше. Я могла бы уволиться с работы, посвящать все время детям, забирать их из школы и сада в середине дня, возить на разные занятия, не включать им мультики, заставлять читать по 200 страниц в день, а каждое утро выходного дня водить их в музей или филармонию…»

Вместо этого я работаю, отдаю большую часть образования детей на откуп школе и детскому саду, а по утрам выходных валяюсь с ними в кровати, слушаю рассказы о машинках и куклах и упиваюсь этими моментами. Наверняка мои дети спустя много лет пожалуются на это своим психотерапевтам. Я могла бы быть лучше.

7. Страх

Я вообще очень тревожный человек. А когда в моей жизни появилось маленькое беззащитное существо, тревожность начала расти в геометрической прогрессии.

Я знала женщину, чей первый ребенок умер на восьмые сутки. Поэтому я параноидально отсчитывала эти восемь дней с момента рождения сына. Умом я понимала, что десятый или стопятидесятый день мало чем отличаются от восьмого. Но с наступлением девятого дня я вздохнула с облегчением.

Потом я где-то прочитала, что до восьми месяцев с ребенком может произойти еще что-то, не помню даже, что именно. И восемь месяцев тряслась от страха.

Потом было что-то еще, и еще, и еще. И я все ждала — когда же меня наконец отпустит? Когда я перестану волноваться? Когда я снова буду спокойна?

Ответ пришел, когда сыну исполнилось два года: никогда. Я больше не буду спокойна никогда. Я буду переживать и волноваться за своих детей каждый день, пока сама жива.

Это понимание меня настолько шокировало, что хотелось кричать во весь голос: «Почему меня никто не предупредил?! Это же невыносимо!»

Невыносимо. И неизбежно — если у вас все в порядке с материнским инстинктом. Зато я стала лучше понимать собственную маму, когда она звонит мне и спрашивает, не знаю ли я, где носит моего старшего брата.

Меня эти вопросы, конечно, все равно бесят. Но не потому, что мама меня об этом спрашивает, а брат опять выключил звук на телефоне. А потому, что каждый раз этот вопрос словно говорит мне: «Ты будешь волноваться, даже когда твоим детям будет за тридцать».

8. Ответственность

В сериале «Друзья» есть такой момент. У одного из героев вот-вот должен родиться ребенок. Он это понимает и вроде даже морально готов. А потом до него доходит, что есть и другая сторона: «Я понимал, что у меня будет ребенок. Но я только сейчас понял, что у ребенка буду я».

Это осознание накрыло меня в первый день рождения сына. У него есть я. И не просто я — у него есть я в роли мамы. Я — в роли самого важного человека на ближайшие несколько лет. Получается, что каждое мое слово, действие, взгляд повлияет на его жизнь и то, каким человеком он вырастет.