Моя терапия: я стала «трудным подростком», спасая родителей от развода

«Я приняла прошлое и чувствую себя гораздо спокойнее»

Евгения, 37 лет

Мои родители — инженеры, оба с высшим образованием. В доме всегда было много книг. Меня и брата часто водили по музеям, на спектакли — мама с папой очень активно занимались нашим образованием и воспитанием.

Считалось, что у нас образцовая семья. Мама и папа постоянно говорили: «Вот Петровы столько внимания детям не уделяют, а Ивановы все выходные на диване лежат и телевизор смотрят! А мы с вами и за город, и на экскурсию…» Я выросла с убеждением, что мы не такие, как все, мы особенные. А значит, и я сама тоже особенная.

Все изменилось, когда мне исполнилось 14 лет. Я начала ссориться с родителями, получала плохие оценки, сбегала из дома, ночевала у знакомых. Порой мне казалось, что все это делаю не я. Как будто хулиганю, ору и сбегаю из дома не по своей воле…

Родители переживали, но действовать предпочитали силовыми методами: меня могли запереть дома или даже побить, а уж ссоры и скандалы были постоянным «саундтреком» к нашим будням. Только сейчас я понимаю, что за ширмой «идеальной» скрывалась семья как минимум обычная, для своего времени весьма типичная и даже, судя по всему, не особенно счастливая.

Наказания на меня не действовали: чем больше родители старались меня «исправить», тем больше я сопротивлялась. Помню, что они устраивали на кухне своеобразные семейные советы по вечерам, шептались, как лучше со мной поступить: заставить все-таки поступать в университет или оставить в покое и ждать, пока все это прекратится.

Воспитание «сложного» ребенка и было той объединяющей силой, которая поддерживала брак моих родителей

Мне казалось, что они ведут борьбу против меня. В каком-то смысле так и было. Я сама старалась взять себя в руки, но остановиться не получалось — меня будто продолжало нести. А вот брат, наоборот, был образцово-показательным: учился на «отлично», с родителями не ссорился, вел себя благоразумно.

Все это закончилось очень резко: в 19 лет я вышла замуж и уехала от родителей. Мы с мужем были однокурсниками — я все-таки поступила в институт и училась на переводчика (спасибо образовательной базе, заложенной семьей). Мама и папа говорили, что наконец-то будут жить спокойно, будто гора с плеч. А я вдруг заинтересовалась учебой, прекратила разрушать себя, увлеклась фотографией — и будто успокоилась. Вернулась к себе.

Спустя всего год после моего отъезда родители подали документы на развод. Я была в шоке: казалось, что они являют собой единое целое, и годы «борьбы» со мной их объединили.

Позже, когда меня настиг кризис среднего возраста, я пошла к психотерапевту. С кризисом мы успешно справились: я научилась признавать свои достижения, поняла, что на самом деле совсем не так безнадежна, как мне долгие годы казалось. Вот и работа у меня неплохая, и муж любит, и друзья ценят, и деньги я зарабатываю.

Но мы заговорили о моей идее, что я «плохая», и мне пришлось снова вернуться в непростые подростковые годы. Почему я так себя вела? Что это был за бунт? Почему родители развелись после того, как вместе пережили его?

Мне было важно узнать, что моя история не редкость, что «плохие» подростки не обязательно плохие на самом деле

Одной из специализаций моего психолога была системная семейная терапия, которая изучает тонкие связи и механизмы взаимодействия в семейных системах. И он выдвинул гипотезу, которая сначала показалась мне абсурдной. Терапевт предположил, что воспитание «сложного» ребенка и было той объединяющей силой, которая укрепляла и поддерживала брак моих родителей.

Им нужно было «спасать» меня, но на самом деле мое «плохое» поведение отвлекало их внимание от самого важного: от собственных отношений и проблем. Как только я уехала, им стало не о чем общаться, исчезла тема для объединения — и обнажилась пустота между ними. Потому они так быстро развелись.

Психотерапевт рассказал, что так бывает: «сложный» член семьи нужен всей системе для того, чтобы ее парадоксальным образом укреплять. Получается, разрушая себя, рискуя своим здоровьем и жизнью, я «спасала» брак своих родителей. И потому, как только я уехала, их брак распался.

Мне было важно узнать, что моя история не редкость, что «плохие» подростки не обязательно плохие на самом деле и мне совершенно не нужно всю жизнь нести груз вины за переживания родителей.

Я приняла прошлое и чувствую себя гораздо спокойнее. Кроме того, именно в терапии я осознала, насколько важно не объединяться с партнером исключительно на почве проблем, насколько важно решать все недоразумения напрямую и не молчать.

Возможно, если бы у моих мамы и папы был шанс обратиться к семейному терапевту тогда, много лет назад, то и мне не пришлось бы сплачивать их своим поведением. И, возможно, их брак не распался бы, как только я покинула дом.