У меня была интрижка с парнем подруги, о чем узнали другие мои подруги (о, женщины!), которые и украсили дверь «наскальным рисунком». Я была молода и глупа (на самом деле нет) и думала, что произошедшее — скорее случайность, нежели необходимость. Роковая ошибка, и не более того. Я страшно переживала, но отношения с подругой удалось сохранить, end of story.
Я была уверена, что инцидент исчерпан и должен послужить хорошим уроком, ведь мне было и стыдно, и больно, и страшно потерять дружбу. Казалось бы, я все поняла и твердо решила никогда больше так не поступать, но затем, к моему большому удивлению, эта ситуация начала повторяться. Возникло то, что психологи называют поведенческим паттерном. Раз за разом я обнаруживала себя с мужчинами своих подруг при очень странных обстоятельствах, а неизменным оставалось лишь одно: сами по себе эти мужчины меня не интересовали.
За следующие несколько лет репутация у меня сложилась что надо. Почти всегда мне удавалось остаться с пострадавшими в хороших отношениях: я просила прощения, плакала, обещала, что такое больше не повторится (см. манипулятивное поведение), однако девочки все реже знакомили меня со своими молодыми людьми (см. разумное поведение).
Шаблон порвался только через несколько лет, когда близкая подруга все-таки послала меня к чертовой матери. Она не разговаривала со мной два года, и не только она. Мне было отказано в нескольких домах и тусовках, меня перестали звать на дни рождения и вечеринки, и так далее. Я подумала, ну, может быть, хоть сейчас жизнь меня чему-нибудь научит. Я страдала — и социальная изоляция ранит, и подруга была по-настоящему дорога.
Ну тут-то я уже должна была понять, что так нельзя. В конце концов, мое поведение нерационально: один поцелуй в туалете не стоит таких потерь. Но доводы разума не работали.
Карма регулярно возвращала мои сомнительные подвиги обратно. Бойфренд переспал с моей подругой, и она мне об этом рассказала. Я поняла, каково там, «на другом конце провода». Неприятно, но, как бы цинично это ни звучало, не смертельно.
Эпизоды посыпались один за другим, я, как ребенок, ворвавшийся на шоколадную фабрику, взялась за старое
Я пыталась разобраться, почему это происходит. Может быть, я настолько не уверена в себе, что мне надо постоянно таким образом доказывать, что я не хуже других женщин? Может. Однако гипотеза не работала. Я продолжала делать это снова и снова, друзья дали мне прозвище «черная вагина», и я вроде как попыталась принять себя такой, какая есть.
Несколько лет вела себя прилично, не считая мелких шалостей: например, приходила на гей-вечеринку в кожаных легинсах, по-быстрому разбивала несколько пар и уходила домой. Внутренний монстр довольствовался этими подачками три года, но недавно меня накрыло новой волной. Эпизоды посыпались один за другим, я, как ребенок, ворвавшийся на шоколадную фабрику, взялась за старое, и все полетело в тартарары. Сначала я испугалась, но оказалось, что это так называемая «последняя истерика зимы» — так мой знакомый Спартак называет зверские мартовские метели, после которых наступает весна.
Год психотерапии дал наконец кумулятивный эффект, и я начала кое-что про себя понимать. Инсайты посыпались на меня отовсюду, и однажды утром я наткнулась на текст, который в конце концов объяснил, что за дрянь со мной происходила все эти годы.
У меня есть проблема: мне кажется, что меня не существует. И одним прекрасным солнечным утром мне стало ясно, откуда у этой странной идеи выросли ноги. Буквально: я открыла глаза, и пазл сложился. Я вспомнила, что у меня был отчим. И он был плохим.
Этот альтернативно одаренный товарищ постоянно говорил мне: «Мама тебя не любит. Мама любит меня. И мы бы с радостью от тебя избавились». Очевидно, я в это поверила. Однажды утром, когда мне было восемь лет, он сказал, что лучше бы я не возвращалась домой, потому что он зол на меня. Зол настолько, что не представляет, что со мной сделает. Мама отвела меня в сторону и сказала, чтобы я на всякий случай осталась на продленке, пока она меня не заберет. Было страшно, и тот день я помню, как вчерашний, а то и лучше. Я сидела на скамейке и внимательно смотрела на ворону.
В моей яркой биографии было два долгих романа, и, если взглянуть на них со стороны, меня не существовало в жизни этих мужчин
Или, например, когда я заходила в комнату, он говорил мне: «Вон отсюда». Иногда он почему-то делал это по-английски (вот уж больной ублюдок), видимо, этим его способности в английском и ограничивались. Сейчас я понимаю, что отчим был закомплексованным неудачником, который отрывался на восьмилетней девочке, но в то время мне такие прорывные идеи в голову еще не приходили.
Мама работала, он нет, и мы, к сожалению, проводили много времени вместе. Он брал мои первые рассказы, хохотал и говорил, что это бред, читал вслух и издевался над каждым словом.
Главное — он постоянно повторял эту мантру, что меня для них не существует, что я мешаю, как пятая нога. А сейчас я понимаю, что живу с этой мыслью всю свою роскошную жизнь, и она, черт возьми, на нее влияет.
В моей, без сомнения, яркой биографии было два долгих романа, и если взглянуть на них со стороны, меня не существовало в жизни этих мужчин. Я не знакома с их друзьями и родственниками, у нас нет совместных фотографий, в общественных местах мы можем делать вид, что вовсе не знакомы. И такая петрушка происходит примерно во всех сферах моей жизни. Я вроде есть, а вроде бы меня и нет.
И если мы вернемся к тому случаю, с которого все началось, тогда, в ранней молодости, когда я обнаружила себя в одной кровати с парнем подруги, я, конечно, еще ничего не понимала. Не понимала того, что она была первым человеком, которого я сильно полюбила и кому доверилась — у нас были трогательные и важные отношения, пока не появился ее бойфренд, который, как мне показалось, забрал ее у меня, ровно так же, как отчим забрал у меня маму. Он как будто снова сказал мне: «Она любит меня, а тебя, Сима, больше не существует». И, видимо, в этот момент у меня сорвало крышу, и вместо того, чтобы держать ее обеими руками, я решила доказать, что я есть. И выбрала для этого самый эффектный способ.
Возможно, для полноты клинической картины стоит добавить, что я была влюблена в этого юношу задолго до того, как они начали встречаться, и моя подруга об этом знала довольно подробно. Поэтому вопрос, у кого на двери все-таки надо было что-то царапать, оставим открытым для дискуссий.
