Игорь Шулинский
В прошлом - главный редактор популярного в 90-е журнала «Птюч».
«Сын останется со мной»

С 2008 года мой сын Лев окончательно переселился ко мне. Формально с его мамой мы все так же оставались мужем и женой. Но в реальности жили раздельно. Она боролась с болезнями и собственными фобиями. А ребенка отложила, как книгу, которую можно прочесть чуть позже. Мы с ней жили в состоянии замороженного конфликта: холодные отношения прерывались взрывными ссорами. Как Израиль и Палестина.

Я жил с сыном в маленькой квартирке на Полянке в центре Москвы, оставив большую квартиру жене, и исправно отчислял ей алименты. Это было пятилетнее затишье перед бурей.

В бизнесе, да и, наверное, в жизни самое ужасное, когда ты прекращаешь контролировать ситуацию. Когда ты уже сам ничего не можешь сделать и все, что тебе остается, подчиниться обстоятельствам. Я боялся попасть в подобную ситуацию и, похоже, попал.

Вот вам пример: мы летом едем с друзьями в чудную деревеньку на Эгейском море. Снимаем домик на три семьи. Дети, море, все классно. Две недели живу с сыном, на третью прилетает мама. Я тут же уезжаю в Москву. Готовлюсь к приезду ребенка. В день их возвращения звонок:

— Ты знаешь, я покупала сувениры и мы пропустили рейс из Стамбула в Москву.

— Ну что же, бывает, снимите гостиницу недалеко от аэропорта и улетайте завтра первым рейсом.

— Понимаешь... у меня кончились все деньги.

— Тебе выслать?

— Сейчас уже ночь и все закрыто, не знаю, где искать Western Union.

— Понятно.

И неприятно, конечно. Но у хорошего журналиста в любом городе есть друзья. Вот уже мои стамбульцы едут в аэропорт, расселяют их в гостиницу и на следующий день отправляют в Москву.

Или вот такая история. В час ночи по московскому времени звонок из Хорватии, где тогда отдыхал мой сын со своей мамой.

— Пааапа, — Лев заходился от рыданий, — мама пропала. После ужина ушла, и до сих пор ее нет. С ней что-то случилось.

Жена решила: пусть сын живет две недели со мной и две с ней. Наш психолог заметил, что это не лучшая идея

Я звоню в Германию своей маме. Посоветоваться. И мы через каждые десять минут из Дюссельдорфа и Москвы трезвоним Льву, чтоб поддержать его. Параллельно ищу друзей в Хорватии, чтобы в случае, не дай бог, какой-либо трагедии они могли присоединиться к ребенку. Ну и конечно, уже ищем ближайшие туда рейсы. Все обошлось. Мама просто ушла потусить и в три часа ночи вернулась. Но ребенку-то было всего семь! И у него обостренное чувство ответственности за свою маму.

Я испытывал бешенство.

Такие ситуации накапливались как снежный ком. И они меня все больше загоняли в угол. Не хотелось травмировать ребенка, поэтому о судах старался не думать. Хотя злость во мне закипала, как вода в чайнике. Развод жена мне не давала, объясняя это тем, что нужно договориться по поводу места проживания ребенка. Когда она сказала: «Пусть сын живет две недели с тобой и две со мной», наш психолог заметил, что это не лучшая идея. Но я опять позволил поглубже загнать себя в угол.

— О'кей, — согласился я, — пусть будет так.

Няня с Левой и с чемоданом вещей на машине моего друга отправились в нашу бывшую квартиру. На следующий день няня позвонила:

— Я не буду там жить!

— Почему?

— Не буду всего вам говорить. Но здесь две маленькие собаки. Нужно с ними гулять, ухаживать, да и кормить их нечем. Я на это не подписываюсь.

Спокойно позвонил бывшей супруге.

— Послушай, няня нервничает.

— Да пошла она нафиг...

— Как так? Она с нами почти уже три года! Лева ее любит...

— Новую найду.

— Ну, значит, наш договор, две недели у меня, две недели у тебя, прерывается.

— Тогда встретимся в суде.

— Согласен.

Сразу вам скажу, до суда дело не дошло. Я нанял очень дорогого адвоката, которая цинично мне сообщила:

— Я возьмусь за это дело, только если вы будете настроены решительно.

— Я решителен.

— Хорошо, тогда перестаньте финансировать своего врага. Для начала пусть она освободит жилплощадь. И вы переедете туда с ребенком.

Быть загнанным в угол и терять контроль над ситуацией — это всегда страшный и нервный кризис. Это потеря самоконтроля

Что-то во мне дрогнуло:

— А как же...

— Если вы не готовы, тогда до свидания.

Дальше я бегал по опекам, встречался с нужными людьми, выполнял все указания адвоката. Я получил развод с желаемым определением места жительства сына. Все в письменном виде. Никто даже и не пикнул. Леве было в ту пору девять, и он даже не успел ничего почувствовать.

Будете ли вы меня осуждать? Наверное. Я сам себя иногда осуждаю. Но единственное, о чем я жалею, что не сделал этого раньше. Потому что быть загнанным в угол и терять контроль над ситуацией — это всегда страшный и нервный кризис. Это провокация по отношению к себе. Это потеря самоконтроля. А как можно без самоконтроля воспитывать ребенка?

Можно ли было найти другой выход? Может быть. Но никто же не лишил ребенка мамы. Мы прекрасно общаемся, сын регулярно видится с ней. И в наших беседах с ним мы говорим о его маме только с уважительными интонациями.

Кстати, после всего этого мы все стали дышать свободней. Нам стало легче, прежде всего сыну, потому что правила наконец-то определились. И если я все-таки не прав, то скажите мне об этом.