В детстве мы все что-то коллекционировали. Кто-то собирал марки или монеты. Дети богатых родителей держали дома на полке стройный ряд автомобильных моделей. На собирателей никому не нужных вымпелов и значков смотрели косо. С коллекционерами видеокассет хотел дружить весь двор.
Ветер перемен принес новые возможности. В конце 80-х наш двор пережил настоящий бум — все как один начали собирать пустые пивные банки. То, что сегодня кажется смешным, в те годы представлялось вполне естественным. В Союзе просто не существовало такой тары. Бутылка была. Был каким-то чудом прорвавшийся на закрытый рынок треугольный бумажный пакет для молока и кефира известного мирового производителя. В конце концов, был бидон. А жестяной банки не было.
Поэтому она, с красивыми рисунками и, что важно, особенная для каждого сорта пива, была той самой частичкой далекой западной жизни
Нам неожиданно повезло — в недавно открывшемся в нашем районе гольф-клубе работал ресторан для игроков-иностранцев. Они уважали хорошее пиво, поэтому каждый вечер официанты выбрасывали пустые банки в мусорный контейнер на заднем дворе. В какой-то момент охота на пивную тару стала нашей традицией.
Однажды, возвращаясь с гольф-поля, мы уже готовы были перелезть через забор с полным пакетом банок, когда нас догнал охранник на квадроцикле:
— Что сперли? Открывай пакет!
— Мы ничего не брали! — сказал Тима.
— Ага, не брали, вытряхивайте давайте, вытряхивайте, — прицепился охранник.
С жестяным звоном одна за другой на идеально подстриженный газон выпали десять пустых пивных банок.
— Вы когда их успели выпить, упыри? Вам сколько лет? — допрашивал мужчина.
— Мне десять, пацанам семь-восемь — ответил Тима.
— Мы не пили, мы нашли пустые банки, — честно сказал Руслик.
Охранник заглушил квадроцикл, убрал ключи в поясную сумку и подошел вплотную к Руслику:
— Дыхни.
— Хаааа, — выдохнул Руслик.
— Зубы хоть утром чистил? — поморщился охранник.
— У нас паста дома закончилась, — соврал Руслик.
— Вот гад, — прокашлялся охранник и посмотрел на нас недоверчиво. — Ну-ка, пройдите все друг за другом по прямой. Руки в стороны, — не унимался он.
Мы послушно совершили необычный ритуал.
— Вы что, действительно ничего не пили? Зачем вам банки? — недоумевал охранник.
— Для домашней коллекции, — гордо ответил я.
Охранник оглядел нас с пренебрежением. Достал ключи из сумки, ловко перекинул ногу через сиденье. Развернувшись, еще раз окинул взглядом разбросанные на траве пустые банки и смачно сплюнул:
— Ну вы, ребята, и дураки!
— Зато у нас есть хобби, — пробубнил Тима, аккуратно убирая банки обратно в пакет. — Руслик, твоя помялась.
Дома пустые банки нередко занимали самое почетное место
Говорят, у некоторых они даже вытесняли из серванта сервиз — по советским меркам дело немыслимое. В моей комнате пришлось потесниться нескольким заботливо склеенным моделям военных самолетов, они отправились доживать свой век в ящик с игрушками, а банки плотно заполнили тумбочку под телевизором. Теперь визит каждого друга сопровождался одним и тем же ритуалом: одну за другой я доставал банки из тумбочки, друзья их рассматривали, редкие экземпляры отставляли в сторону — их не меняют, насчет остальных можно было подумать. Если в контейнере попадалось несколько одинаковых банок — не беда, одна занимала место в коллекции, другая сразу шла на обмен.
Со временем стало ясно — линейка доступного в позднем СССР импортного пива не бесконечна, и каждый из нас собрал дома полный набор. А потом открылся рынок. На полки магазинов хлынули сотни жестяных банок: пиво, газировка, джин-тоник. В старших классах я взял большой пакет, вынул из тумбочки свою коллекцию и без сожаления отнес ее туда, откуда когда-то принес — на помойку.
Но пустую тару можно было продать. Сегодня, конечно, тоже продают банки для солений или бутыли для домашнего вина, но в те суровые времена мне случалось продавать обычные двухлитровые пластиковые бутылки из-под газировки.
Как условились, Макс зашел за мной около восьми. Я собрал значки, несколько ненужных европейских монет, найденную на стройке упаковку прищепок, старый плед, приготовленный родителями на выброс, еще детский конструктор и памятный вымпел «20 лет советско-вьетнамской дружбы».
— Бутылки берешь? — поинтересовался Макс.
— Думаешь, продадим? Для них придется брать лишнюю сумку, — засомневался я.
— Бери. Такой товар с руками оторвут, — уверенно сказал Макс.
«Такой товар» — это четыре пустые двухлитровки от колы, хорошо отмытые от этикетки и клея, до блеска натертые бесцветным обувным кремом
Сегодня за такое доплачивают, чтобы выбросить, а в начале 90-х за идеальную небьющуюся тару для хранения жидкостей и сыпучих хорошо платили наличными. Рубрика «Очумелые ручки» из программы «Пока все дома» рассказывала стране, как сделать из дефицитного материала все — от воронки до кормушки для птиц.
Навьюченные, как верблюды, мы доехали до одного из самых старых блошиных рынков города. «Тишинка» в то время представляла собой несколько гектаров стихийной торговли. Мы достигли того места, где на асфальте разложил свой товар последний продавец, и расположились рядом. Макс достал обрезок простыни с размытым клеймом ВС СССР, поместив на него все, что предлагалось к продаже. Я последовал его примеру.
Первыми ушли значки. Через полчаса возник небольшой конфликт из-за прищепок — пока их вертела в руках грузная дама без возраста, щуплый мужичок шепотом спросил меня: «Сколько?» Не торгуясь, сразу же сказал: «Беру». И буквально всунул мне в руки деньги.
К этому времени женщина тоже решила взять, выпускать прищепки из рук она более не собиралась. Под натиском аргументов мужичку все-таки пришлось уступить, он забрал деньги и, матерясь, растворился в толпе.
Вскоре выяснилось, что вместе со своими монетами он все-таки подцепил одну из моих — два польских злотых, привезенных мне в подарок двоюродным братом со срочной службы
— На Тишинке надо держать ухо востро, — лаконично заключил Макс.
Ближе к вечеру за копейки ушел дырявый плед. Интеллигентная бабушка, не торгуясь, забрала конструктор. Вымпел и бутылки интереса публики не вызывали.
— Говорил тебе, не надо их тащить, — пенял я Максу.
Действительно, очень странно. Значит, где-то рядом сидел конкурент. Тем не менее продали мы почти все, в ближайшие две недели было на что покупать мороженое и «Сникерс». На обратном пути долго ждали троллейбус на Киевском вокзале. Возле остановки скопилась внушительная толпа. Макс воровато оглянулся:
— Может, толкнем твои бутылки прямо здесь?
— Макс, ты чего? На автобусной остановке? — удивился я.
— Не тормози! Максимум их у тебя никто не купит.
Мы отошли чуть подальше, я развернулся лицом к толпе, поставил перед собой бутылки и громко сказал: «Уважаемые граждане, к покупке предлагается универсальная пластиковая тара иностранного производства, 3 рубля штука». Большая часть ожидающих транспорт людей мгновенно переместились ко мне. Пенсионеры отталкивали друг друга, пытаясь первыми всучить помятые купюры. Буквально через минуту бутылок не осталось.
Многие годы, выходя на площади Киевского вокзала, прямо под башней с часами я вспоминаю об этом милом происшествии начала 90-х. Теперь здесь останавливаются электробусы и не бывает очереди на посадку. Пластиковой бутылкой больше никого не удивишь.
«Точно! И у нас так было» — эта мысль будет посещать вас на каждой странице этой книги известного хирурга и писателя Алексея Федорова. Это сборник приключенческих историй из жизни «реальных» московских пацанов конца 80-х — начала 90-х годов.
В отличие от «пацанских» сериалов, здесь нет крови и жестокости, зато есть всё то, о чем ностальгирует сегодняшний 35—50-летний читатель, и что напрочь исчезло из жизни современных детей — жаргонные словечки, игры «во вкладыши», спички и ножички, дворовые разборки, исследование чердаков и подвалов, бесстрашные сплавы по реке, поездки зацепером на товарняках и другие развлечения «на грани».
