Майкл Фассбендер: «Я многим обязан своей наивности»

Встречаемся мы в лобби прославленного венецианского отеля Excelsior, исполненного в помпезном мавританском стиле. Высокий, тонкокостный, ясноглазый Фассбендер улыбается мне своей обезоруживающей улыбкой, но выглядит на фоне декадентной роскоши Excelsior’а как-то ранимо. Бесчисленные морщинки-смешинки и рыжеватая трехдневная небритость сообщают ему беззащитную трогательность. И ребяческую безответственность…

Ему 34 года, он вошел в большое кино всего года три назад — и сразу как большой, очень большой артист, «главное открытие поколения», «новый Марлон Брандо». А ведь мы еще не знаем, что здесь, на Венецианском фестивале, он получит «Золотого льва» как лучший актер. В венецианском конкурсе сразу два фильма с ним — «Опасный метод» Дэвида Кроненберга, где он сыграл Юнга, и «Стыд» Стива Маккуина, где он — среднеуспешный житель Нью-Йорка в бегстве от чувств к ощущениям. «Продавил количеством», — скромничает позже Фассбендер. Или он это серьезно? В нем нет претензии на собственную значимость. Ответы без предварительных раздумий, откровенность в самооценке. Потертые джинсы, белая рубашка навыпуск и комичные вьетнамки — полное отсутствие мужской завоевательности.

И я вдруг понимаю, какой ответ возможен на тот вопрос, который я собиралась задать Фассбендеру, — почему его еще не сделали героем таблоидов, хотя он уже стал «селебрити» и является, безусловно, интересным молодым мужчиной. Ответ прост: у Фассбендера на экране, даже если он совсем без одежды, будто нет тела. Он — драматическая мятежность Рочестера из «Джейн Эйр», трагическая решимость боевика ИРА из «Голода», смертельная бесчувственность сексоголика из «Стыда». Сила героев заслоняет Фассбендера. Он чистая духовная эманация и без сожалений отказывается от своей выигрышной «физики». Поэтому так и велик разрыв между этими двумя — симпатичным парнем, покачивающим вьетнамкой под зонтиком эксельсиоровского сада, и его экранной проекцией, которая может переживать голодовку и умирание, как в «Голоде», подвергаться полной обнаженности, как в первых кадрах «Стыда», или демонстрировать авантажную отвагу, как в «Бесславных ублюдках».

Но, восхищаясь вторым, я пытаюсь понять, кто же такой первый.

Даты

  • 1977 Родился в городе Хайдельберге в Западной Германии, в семье ирландки и немца.
  • 1998 Заканчивает актерскую школу Университета искусств Лондона.
  • 2001 Дебют в телесериале ВВС Hearts and Bones («Сердце и кости»).
  • 2007 «Ангел» Франсуа Озона.
  • 2008 «Голод» Стива Маккуина.
  • 2011 «Золотой лев» за роль в «Стыде» Стива Маккуина; «Нокаут» Стивена Содерберга.
  • 2012 Романтические отношения с актрисой Николь Бихэри; съемки в фильме «Двенадцать лет рабства», роль в триллере «Прометей» Ридли Скотта (премьера 31 мая).
Майкл Фассбендер (Michael Fassbender)
Майкл Фассбендер (Michael Fassbender)

Psychologies: В Youtube я видела один забавный ролик: вы приезжали к нам в Москву с фильмом «Ангел», гуляли по Арбату, и там… В общем, в том ролике — ваше общение с какой-то безвестной старушкой…

Майкл Фассбенерд: Да, бабушкой! Я знаю это русское слово — babushka! И наш переводчик мне рассказал, что по-русски это значит не просто «пожилая дама», а именно родной человек, бабушка. И что у вас вообще приняты эти обращения к незнакомым людям как к родным — тетенька, дяденька, отец. Мне невероятно это понравилось — язык, который делает всех не чужими друг другу. Родственниками!

Но все-таки — как это вышло?

М. Ф.: Да просто — шли по улице, старушка отпустила какое-то замечание в нашу сторону, я заинтересовался. Переводчик перевел… А дальше надо было соответствовать ситуации.

Звучит как кредо — соответствовать ситуации.

М. Ф.: Ну… Знаете, а похоже на то. Я против насилия. Над жизнью, в частности. К вершинам не карабкаюсь — просто делаю то, что у меня лучше всего получается. И пытаюсь использовать предоставляемые судьбой возможности. Теперь я понимаю, что… будто плыву в лодке, бросив весла. А когда плывешь так по течению… можешь увидеть окрестности, перед тобой открываются прекрасные пейзажи.

Но ведь профессия ваша исключительно конкурентна. В ней, говорят, надо постоянно бороться — за роли, за признание.

М. Ф.: Но по ходу этого процесса ты получаешь такое количество отказов, что, если по натуре не способен озлобиться, учишься смирению. И просто продолжаешь — ходить на пробы, прослушивания, стараешься показать, на что способен. Или бросаешь это дело. Вы знаете английскую пословицу «Катящийся камень мхом не зарастает»? Вот она — точно мое кредо. Главное, двигаться, действовать, а там видно будет. Что-то произойдет само.

«МОЕ КРЕДО — НАДО ДВИГАТЬСЯ, ДЕЙСТВОВАТЬ, А ТАМ ВИДНО БУДЕТ. ЧТО-ТО ПРОИЗОЙДЕТ САМО»

А вам приходило в голову «бросить это дело»?

М. Ф.: Ну, всем нам приходит в какой-то момент. Можно стать актером, закончить актерскую школу, но жить актерством невероятно трудно. После драмшколы я работал некоторое время на фабрике — дела не шли. Казалось, что эта профессия не для меня. И подумывал открыть бар. Вернее, и сейчас думаю: кончатся роли, открою бар. Я играю на гитаре — более чем средне. Говорю по-немецки — очень посредственно. И лишь две вещи у меня вроде бы неплохо получаются — роли и коктейль «водка-мартини». Так что я мыслю вполне логично: не смогу больше играть, займусь тем вторым, к чему у меня есть способности. В конце концов, я ведь наследственный ресторатор. Мне было двенадцать или тринадцать, когда родители наконец открыли свой ресторан. До этого отец сделал довольно грандиозную карьеру как шеф-повар. Он работал в знаменитом лондонском Savoy, у нас в Ирландии был шефом в пятизвездочных отелях — The Europe и Dunloe Castle. Вам, скорее всего, это ничего не говорит, но, уверяю вас, по шефскому ранжиру это очень высокие позиции. А потом отец открыл свой ресторан. И тут уж мы с мамой оказались на службе! Сестра в тот момент училась в университете, но мы… Мама была метрдотелем, а я всем — официантом, мойщиком посуды, кухонным чернорабочим. Приходил из школы — она была через улицу от ресторана — и околачивался там. Потом начал подменять маму. Понимаете, когда у твоей семьи ресторан — это работа для всех и навсегда. Ни отпусков, ни выходных. Но главное в этой работе, что ты учишься быть равно вежливым со всеми, должен быть полезен каждому посетителю. Ты не можешь показывать свои эмоции, настроение, ты выполняешь контракт с клиентом по обслуживанию. Это очень дисциплинирующее занятие — ресторан. Я иногда ловлю себя на том, что веду себя с людьми как метрдотель: сдерживаюсь, чтобы до конца понять, чего хочет «клиент».

Но вы же наполовину немец и дисциплинированность у вас, должно быть, генетическая!

М. Ф.: Но наполовину — ирландец! И моя немецкая половина диктует мне, что всякий беспорядок — непорядок, а ирландская — что надо срочно устроить творческий бедлам. Ирландская кровь бунтарская, бесшабашная, и она сильнее дисциплинированной немецкой. Хотя мама шутит, что мы с сестрой (а сестра моя серьезный ученый и сама уравновешенность) — настоящие немцы, потому что ждем глагола.

То есть?

М. Ф.: То есть грамматика, строй фразы в немецком языке таковы, что глагол всегда располагается в конце предложения. Пока не дождешься финала фразы, не поймешь, о чем, собственно, речь. Считается, что немцы не перебивают друг друга, потому что ждут глагола — чтобы начать возражать компетентно. И мама права — я в жизни всегда стараюсь дождаться глагола.

Так вы уравновешенный человек?

М. Ф.: Нет, утверждать этого не могу, но… Я счастлив большую часть жизни. Я умею замечать счастливые моменты. Вообще считаю, что вот эти моменты — главное в жизни. Ну, элементарные такие радостные вспышки! Иногда утром входишь в метро, покупаешь билет и двумя словами перекинешься с человеком, который билеты продает. И возникает какое-то радостное чувство. Ощущение нашей связанности, что ли… Я вообще верю только в простые чувства, в простые мотивы, в просто установившиеся связи. И считаю, что это и есть зона настоящего успеха — отношения, которые нам удалось построить. Они и делают все остальное.

Это ваша собственная теория?

М. Ф.: В моем случае это скорее результат практики. Смотрите. Один из самых близких мне людей — Стив Маккуин (британский кинорежиссер, автор фильмов «Голод» и «Стыд». — Прим. ред.). Мы познакомились, когда я пришел на пробы «Голода». Я был актером с парой ролей, а он — вполне признанным видеохудожником, но в кино новичком. Я тогда только и делал, что получал отказы после прослушиваний, но марку старался держать. И поэтому, как Стив потом рассказывал, во мне было какое-то, как он говорит, трогательное сочетание бравады и безнадежности. Он испытывал нечто того же рода — решил заявить о себе в кино, новой сфере, но особой уверенности не чувствовал. Скорее — страх. И мы сразу поняли друг друга. И после проб поехали на моем мотоцикле в один бар, где три часа просто разговаривали. По большому счету ни о чем… Но именно потому, что мы поняли друг друга, у нас и получились и «Голод», и, кажется, «Стыд». Ведь фактически моя карьера началась с «Голода», меня заметили. Получается, что и Тарантино, и Кроненберг, и вообще Голливуд в моей жизни появились благодаря нашему со Стивом сотрудничеству-дружбе. Нашим отношениям.

А как же актерский труд?

М. Ф.: В работе я скорее перфекционист, но считаю, что этот путь не универсален. Я верю, что нас ведут инстинкт и провидение. И еще наивность… Вот пример. Когда вышел фильм Тарантино «Бешеные псы», мне было семнадцать. И меня он так очаровал, что я предложил друзьям по очень хеви-метал группе — мы же все тогда тяжелый металл играли — поставить по этому сценарию собственный спектакль. И мы действительно поставили и играли его по клубам. Я играл в нем мистера Пинка — роль Стива Бушеми. И так, видимо, и стал актером. Из простого желания вот этот конкретный спектакль сыграть. Из наивной убежденности, что можно взять да и поставить спектакль, взять да и сыграть в нем. Я верю в энергию наивности — она сворачивает горы. И становится залогом жизненного успеха. Думайте что хотите, но я не верю в эффективность упорства. Нас ведут простые чувства: интерес, любопытство, тяга к другому человеку. Все лучшее, конструктивное в нас просто, а не сложно.

Вы один из немногих актеров в серьезном кино, кто решился полностью раздеться перед камерой. В первых кадрах «Стыда» мы видим вас совершенно без одежды. Для вас это был поступок или просто рабочий момент?

«ГЛАВНОЕ В ТОМ, ЧТО РАЗДЕТЬСЯ НАДО БЫЛО ЛИЧНО МНЕ. А Я СОВСЕМ НЕ БЫЛ К ЭТОМУ ГОТОВ!»

М. Ф.: Я мог бы ответить так, как, собственно, и правильно ответить: я актер, и на экране не мой член, а моего героя. И все, забудьте. Но проблема в том, что этот правильный ответ не был бы правдой. Мне чудовищно тяжело дались эти эпизоды! Нет, умом я понимаю, что женщины в кино раздеваются в каждом втором фильме и никто не видит в этом ничего особенного. Что равенство полов предполагает и равенство в кинонаготе… Но воплотить, реализовать эту идею трудно. А если это нужно сделать тебе самому, так и вовсе почти невозможно. Что-то нужно преодолеть в себе — установку, что мужественность не может быть обнажена полностью, потому что обнаженность — это уязвимость… А уязвимость не к лицу мужественности, она к лицу женственности… Но это ладно, я не особенно верю в ролевые половые установки и мужественность демонстрировать как-то не особенно стремлюсь. Главное в том, что вот лично мне надо было раздеться и продемонстрировать миру свой… член. Черт, я совсем не был к этому готов! Все пытался выторговать у Стива какой-то компромисс… Пока он не вздохнул и не сказал: «Майкл, да бог с тобой, мы же все умрем!» Честно говоря, я не ожидал, что он мерит кино такой мерой. Что он действительно считает высокомерной глупостью всерьез рассматривать вопрос «обнаженки» перед лицом вечности… Ну и я понял: да, правда — ерунда. Какая разница. Разденься и входи в кадр. Я разделся и вошел... Была еще одна вещь, которая мне помогла. Когда я приходил с контрольных с результатом 90% (что вообще-то неплохо), отец меня невозмутимо спрашивал: «А куда делись остальные десять?» Что тогда меня вгоняло едва не в депрессию, но в целом было понятно: сам отец никогда ничего не делает не на 100%. Я вспомнил это в момент, когда надо было сняться в этих «голых» сценах.

А что сказал ваш отец, когда посмотрел фильм?

М. Ф.: Неплохой вопрос! Сначала я этого боялся. Потом подумал, что, в конце концов, название «Стыд» говорит само за себя... Он вышел из зала и сказал так убежденно: «Это очень важный фильм, Майки». И все. Да и правда — в конечном итоге мы все раздеты и беззащитны.

Ваша жизнь, наверное, скоро изменится — вы становитесь звездой. Чего вы ждете от этого нового этапа?

М. Ф.: Жду? Знаете, где-то я прочел о красоте — что она не обещание процветания. Красота — награда сама по себе. Если распространить эту позицию на жизнь в целом, то получится, что она награда сама по себе. Чего еще ждать?

Три его желания

Сыграть Джеймса Бонда

И в масштабном, аттракционном голливудском кино Фассбендер преуспел, сыграв роль молодого Магнето в «Людях Икс: первый класс». Но он говорит, что надеется больше «с божьей помощью в таких проектах не участвовать». «Да, фильм с бюджетом 150 млн дает тебе 150 профессиональных шансов. Но и откусывает от тебя 150 % способностей!» И в то же время… «Я бы не отказался от Бонда, — признается Фассбендер. — Он ведь не прикидывается, что все это всерьез». Остается подождать, когда истечет контракт Дэниела Крейга.

Выйти на сцену

С самого начала все планы Фассбендера были связаны с кинематографом. Он увлекся им в детстве, смотря вместе с мамой-киноманкой великое американское кино 70-х — Джона Кассаветиса, ранние фильмы Мартина Скорсезе и Фрэнсиса Копполы. Теперь же он мечтает сыграть в театре, но обязательно в Германии. С одной стороны, немецкий для него второй родной язык, а с другой… «Убежден, что в немецком театре происходит сейчас нечто важное для культуры всего мира, — говорит Фассбендер. — Только два слова: Томас Остермайер. Я мечтал бы сыграть у него… да хоть чеховского Фирса!»

Советоваться с сестрой

Профессиональный психолог в семье, как выясняется, для актера — большое преимущество. С сестрой Кэтрин, сотрудником Института мозга Калифорнийского университета и специалистом по дефициту внимания у детей, Фассбендер советовался, готовясь к ролям в «Опасном методе» и «Стыде». «Я и дальше хотел бы пользоваться услугами Кэтрин как личного научного консультанта, — полушутит актер. — Это она подсказала мне простое решение роли Юнга — то, что он много и с удовольствием ест. Он человек Возрождения, полный энергии и живущий полной жизнью. Ему нравится жизнь на вкус… Только таким и должен был серьезный психолог, считает Кэтрин: проблемами духа всерьез может заниматься только человек, знающий цену материи».