«На кухне разгораются страсти, когда мы втроем»: Юлия и Анна Пересильд — о том, как правильно ссориться

Вы никогда не были удобными детьми, мы пережили и крики, и непослушание. Я могла бы вас тогда перекричать, задавить авторитетом, потому что дать детям ремня и сказать «делай, как я говорю» намного проще, чем взращивать их в абсолютной свободе.

Правило правды

Анна Пересильд: Сколько себя помню, в семье всегда было одно безусловное правило — говорить друг другу только правду, быть искренними, быть самими собой. Круто, когда тебя дома принимают таким, какой ты есть.

Юлия: И ничего страшного, что со стороны мы часто выглядим как балаган: кричим, хохочем, поем, бегаем, топаем. Кого-то такая обстановка дома раздражала бы. Но для меня в этом есть честность. Я не умею, приходя со съемочной площадки, делать вид, что я свежа, спокойна и готова наводить порядок. И дети у меня такие же.

Анна: Мы эмоциональные. Еще мы громко слушаем музыку постоянно, причем все — разную. Ты до сих пор говоришь, что у нас не похожи вкусы. Хотя я за последние годы переняла у тебя любовь к необычной музыке, которая не у всех на слуху. Наверное, ты этого пока не заметила, потому что у нас нет в соцсетях общих аккаунтов или плейлистов.

Юлия: Но мы постоянно на связи. Я помню, как мне на работу пришло 42 сообщения от вас двоих с текстом «Мам!», «Мам?», «Мам, ау». Аня, не смейся, я не шучу. Конечно, в 42 подтверждениях, что мама нужна, есть кайф! Плюс возможность в течение дня понимать, кто чем занят. Это не про контроль, а про искренний интерес к жизни друг друга. Иногда я могу выступить на тему: «Вы сумасшедшие, что ли? Я не успеваю ответить, потому что приходят постоянно сообщения. А во-вторых, я занята». Но, опять же, это не значит, что я вас ругаю.

Анна: Мы вообще не ругаемся — мы спорим.

Юлия: Это да. На кухне разгораются страсти, когда мы втроем собираемся. Но, дойдя до пика криков, утверждений, поиска доказательств, кто прав, мы за минуту успокаиваемся и начинаем как ни в чем не бывало обсуждать планы на завтра. Это не ссора, просто у нас принято все эмоции, которые есть, нести домой. Куда их еще нести?

Между свечами и дождем

Анна: Я никогда не считала, что нужно скрывать что-то от близких, чтобы их «поберечь». Наоборот, я погублю наши отношения, если не буду говорить, где ты меня обидела и что мне неприятно. Тогда обида или раздражение во мне останутся, даже если я не стану тебе о них напоминать. Я верю, что, когда люди умеют разговаривать друг с другом о сложных, неудобных переживаниях, это достижение. Мы честны — и этим бережем свое здоровье и здоровье близких. Чем больше я вижу разных домашних ситуаций моих друзей и подруг, тем сильнее восхищаюсь тем, насколько ты с нами честная и настоящая.

Юлия: Ну, все-таки есть вещи, в которых мне приходится себя сдерживать. Например, я достаточно гневливый человек, внутри у меня часто взрывается маленький ядерный реактор. Чтобы под удар не попадали другие люди, стараюсь преобразовывать эту энергию в мирный атом.

Анна: Еще ты не слушаешь, когда мы говорим, что тебе нужно иногда себя жалеть, не работать до потери сил. Ты никогда не жалуешься, что устала, но мы же видим.

Юлия: Я слушаю! Я люблю полениться, просто лечь и полежать, и сейчас чаще себе это позволяю. Я стала понимать, что, когда себя балуешь, позволяешь что-то как будто запретное, твой ресурс становится больше. И теперь я тебе говорю: «Успокойся, сядь, поешь или ляг отдохни. Куда ты опять бежишь, зачем вскакиваешь в 6 утра, чтобы выпрямить свои прекрасные кудрявые волосы?»

Анна: Я не могу расслабляться как ты: запереться в комнате, зажечь свечи и два часа цигунить. Я пробовала, меня на 15 минут хватило. Мне тоже важно побыть наедине с собой, просто я делаю это в движении. Обожаю гулять по пустым улицам под музыку в наушниках, когда льет ливень или идет снег. Странно, мне не нужно солнце, чтобы подзарядиться. Энергии от одной прогулки хватает на месяц. Сейчас у меня стало меньше на это времени…

Юлия: Вот поэтому я волновалась из-за твоего участия в «Слове пацана» и сейчас волнуюсь из-за популярности. Все-таки ты еще ребенок. С одной стороны, надо благодарить Бога за счастье славы, заслуженной прекрасной ролью в потрясающем произведении. Даже у взрослых артистов такое соединение может никогда не произойти. Можно сделать талантливую роль и не иметь славы, а можно прославиться нелюбимым или стыдным для себя проектом и всю жизнь прожить в его тени. Но девочке в  14 лет нужно поесть, выспаться, потупить в телефоне, а не публичность и фотосессии. Тебе нужно детство по максимуму взять. Оно у тебя хорошее, настоящее, свободное. Не знаю, насколько легкое, но точно веселое.

Анна: Конечно, легкое. Я всегда была свободным ребенком. Если в аэропорту я разматывала чемодан и начинала в нем копаться, потому что мне что-то срочно понадобилось, ты меня никогда не ругала. Но были моменты, когда я слышала: «Так, вот здесь стоп», и понимала, что перешла границы.

Юлия: Помнишь, в отеле на Крите ты, совсем еще маленькая, не позволяла нам класть тебе еду со шведского стола? Хотела сама. А обратно идти нужно было мимо маленьких бассейнов. И мы слышали: бах! бах! — ты наполовину в воде, тарелка разбита, еда рассыпана. Оставалось только говорить официантам: «Мы все оплатим». История повторялась, там целый сервиз накопился. Понятно, что в этот момент терпение родителей доходит до уровня «дзен». Я относилась ко всему философски, никогда не ругала вас так, чтобы вы испугались. Даже когда приходилось ругать, в этом никогда не было злобы.

Глубина — не в соцсетях

Анна: Мы всегда понимали, что ты за нас переживаешь, даже если не понимали почему.

Юлия: Пока ты росла, я переживала из-за твоего увлечения гаджетами и соцсетями, но интуитивно чувствовала, что тебя не надо ограничивать. «Правильная мать» сказала бы: «15 минут телефона в день». Но тогда ты не овладела бы теми навыками работы с технологиями, которыми владеешь. Ты в этом смысле умница, более современная, чем я. Больше всего мне нравится, что это не помешало тебе остаться чуткой, понять, что глубина — не в соц­сетях, а в сердце, в разуме. Технологии — просто необходимые инструменты для жизни, для работы.

Анна: А кто меня на отдыхе спрашивал: «Что ты делаешь в телефоне так долго? У тебя что там, заводы-пароходы?»

Юлия: Потому что я твое «тук-тук-тук» слышала с 10 утра до 3 дня. Я успевала встать, поцигунить, помолиться, обсудить с подругой дела, а ты все по кнопкам стучала. Но я учитываю, что ты — человек другой формации, обладаешь качествами, которым я по-хорошему завидую.

Я не говорю, что ты наглая, ты умеешь быть благодарной тем, кто помог. Как тогда, когда мы за четыре часа до мероприятия выяснили, что у тебя платья нет. Я паниковала, а ты связалась с людьми, выбрала референсы, тебе привезли платья, одно, второе. Это хорошая черта, когда совмещается с пониманием границ и благодарностью.

Театральные дети

Анна: Я редко вижу твои репетиции, поэтому твои перевоплощения застают меня врасплох. Ты всегда разная! Иногда хочется спросить: «Погодите, это Юля?» Я могу судить, потому что смотрела почти все твои работы. Больше всего люблю «Холодное танго», «Трое» и «Молоко».

Юлия: Да, ты провела детство на съемочной площадке и за кулисами. На съемках «Битвы за Севастополь» ты сидела на коленках у Сережи Мокрицкого, а меня в кадре закапывали под землю с трубочкой для дыхания и потом трубочку убирали. И Олег Васильков раскапывал меня руками. Жива ли я там, пока он копает, никто не знал.

Мне очень приятно, что ты ходишь на все мои премьеры, начиная с «Фигаро». У нас тогда в театре компания была роскошная — Лия Ахеджакова, Авангард Леонтьев, Лена Морозова, Миронов, Хаев. Разве можно дать детям что-то большее, чем общение с талантливыми взрослыми, возможность слушать их разговоры? Я считаю это своим главным вкладом в вас с Машей. И я рада, что вам интересно смотреть даже спектакли, которые вы видели много раз. Сколько раз ты была на «Рассказах Шукшина»?

Анна: Двадцать, а может, и тридцать.