С заботой друг о друге: кому сейчас нужна помощь и как ее можно оказать

«Наша задача — предоставить психологическую помощь тем, у кого сейчас нет возможности платить»

Бесплатная психологическая помощь

«В связи с текущими событиями множество людей нуждаются в помощи профессиональных психологов, — отмечает соосновательница сервиса Alter Ольга Китаина. — Это не только те, кто находится в зоне вооруженных действий, но и те, кого условно можно назвать наблюдателем — я говорю о так называемой травме свидетеля. 

То, что сейчас происходит, влияет на каждого из нас: все мы больше пяти месяцев живем в потоке страшных новостей. У многих есть близкие на территории Украины, чьи-то личные жизненные планы, в которые они вложили много времени и сил, оказались под угрозой, у кого-то разгорелись конфликты в семье из-за полярных взглядов… 

Все это сильно расшатывает психику. И самое опасное, что это может перерасти в тяжелейшую травму целых народов, которая будет давать о себе знать десятки лет. Если мы хотим хоть немного сгладить этот урон, действовать нужно прямо сейчас. Однако далеко не все могут себе позволить платную психологическую помощь: многие люди и до февраля были финансово уязвимы, а в кризис боятся тратить лишние деньги; к тому же тысячи людей лишились работы и дома.

Поэтому мы запустили проект бесплатной помощи тем, кому сейчас тяжело, чтобы они могли хоть немного стабилизировать свое состояние и научиться справляться со стрессом в текущих обстоятельствах».

«Задача таких консультаций — дать конкретные техники снижения стресса и тревоги и провести профилактику посттравматического стрессового расстройства, — рассказывает координатор проекта Кира Гордиенко. — Сейчас записаться на консультацию можно на тот же день или на следующий. Можно выбрать на сайте психолога, посмотреть, когда у него есть ближайшее свободное окно, и сразу забронировать.

Мы никак не проверяем и не отбираем по запросам тех, кто обращается к нам за помощью. Однако делаем акцент на том, что этот проект для тех, кто испытывает сильную тревогу и стресс из-за сложившейся ситуации и последствий спецоперации. Также мы просим не записываться сразу на несколько сессий и не занимать бесплатные слоты, если человек может себе позволить терапию.

Сначала психологи вызывались работать как волонтеры, но со временем мы решили оплачивать их работу, поскольку консультировать без оплаты долго специалисты не могут — это неизбежно приведет к выгоранию. В частности, психологи признаются, что подобные консультации гораздо энергозатратнее, чем работа с текущими клиентами. Им не всегда просто выдерживать столь интенсивные чувства, и много сессий брать тяжело.

На сегодняшний день в проекте участвуют 120 специалистов, которые сами вызвались оказывать первую психологическую помощь. Они работают по сниженной ставке, которая оплачивается из собственных средств компании и пожертвований. Сам сервис не берет никаких комиссий за эти сессии — все собранные деньги идут психологам.

В выдаче на сайте при поиске специалистов отображаются только те, кто готов помогать в ближайшее время и открывает слоты в своем расписании. Если мы видим, что запросов больше, чем свободных слотов, мы можем увеличить их количество.

Трудности, конечно, бывают. Так, в первые недели проекта у нас было очень много заявок и образовалась огромная очередь. Проблема решилась, когда мы открыли краудфандинг, собрали больше средств и смогли оплачивать работу большего количества психологов.

Некоторые специалисты отмечают, что очевидная польза от сессий есть, но на единичной консультации все-таки сложно оказать по-настоящему глубокую помощь тем, кто находится в тяжелом состоянии. Из-за этого психологи могут увеличивать время сессии, чтобы она была максимально эффективна, и пытаться помочь клиенту другими бесплатными ресурсами по самопомощи.

Изменилась ли ситуация? Отчасти. В первые недели особенно много людей обращались с сильной тревогой, паническими атаками, интенсивными эмоциями, с которыми было сложно справиться.

Кто-то ищет психологические ресурсы, чтобы пережить ситуацию. Кто-то испытывает сложности в общении с близкими, у которых другая позиция. Кого-то мучает чувство вины. Кто-то страдает от неопределенности, ощущения беспомощности и отчаяния, потери смыслов, разрушения планов и отношений, необходимости делать новый выбор жизненного пути. Те, кто был вынужден уехать, сталкиваются с психологическими проблемами эмиграции.

Ажиотаж прошел. А к программе присоединилось большее количество психологов. Но изменились и запросы клиентов. Если раньше было больше острого стресса и переживаний, то сейчас у многих людей эмоции притупились, и эти состояния стали, скорее, хроническими — в связи с тяжелой жизненной ситуацией, усугубившейся за последние месяцы.

Стало больше страха за будущее, больше историй про разногласия в семье, про потерю дохода, про адаптацию в новой стране. Становится больше запросов, связанных с депрессивными состояниями. И все больше людей, к сожалению, демонстрируют признаки ПТСР». 

«С начала спецоперации мы вывезли более 600 кошек и собак»

Волонтерская помощь брошенным животным

«Я помогаю бездомным животным вот уже более 13 лет, — рассказывает волонтер Екатерина. — В основном это беспородные собаки и кошки, которые попадаются мне на улицах, но также я нередко забираю животных и из других регионов. Там с помощью животным обстановка совсем плачевная, поддерживаем и помогаем как можем.

На моем кураторстве (куратор — это человек, который отвечает за животное от того момента, когда оно к нему попадает, до пристройства. — Прим. ред.) сейчас более 30 хвостов. Из них 4 инвалида и несколько стариков. Забираем, при необходимости подлечиваем, размещаем на передержке и ищем дом.

В конце февраля моя знакомая Ирина, тоже волонтер, предложила в волонтерской группе начать помогать брошенным животным в ДНР. Я раздумывала недолго. Написала ей в личку, и мы решили попробовать. Первым делом закинули пост о помощи в группу «ВКонтакте»: разместили свои контакты с предложением не выбрасывать и не оставлять животных в Донецке, а связаться с нами. Рассказали, что мы готовы забирать животных.

Тогда мы начали готовить первые «рейсы» из Донецка. Нам нужно было найти человека на машине, который мог ездить по адресам в Донецке и забирать животных по заявкам. Мы искали сопровождающих, которые были бы готовы этих животных встречать, переводить и переносить (если это кошка в переноске) через границу. На «другой стороне» животные передавались другому водителю, который, в свою очередь, отвозил их в Москву, где мы их встречали и раздавали по кураторам и фондам.

Первые рейсы были непростые, сумбурные, что-то не получалось, срывалось, не срасталось. А затем пошло как по маслу. В общей сложности с начала спецоперации мы вывезли более 600 кошек и собак. Большинство из них уже обрели новые семьи. На данный момент мы полностью вовлечены в помощь животным из Харьковской области. Оттуда с нашей помощью было вывезено порядка 250 животных.

Параллельно мы организовали сбор гуманитарной помощи. Самое сложное в этой работе — финансовый вопрос. Везде и всюду нужно платить. Перевозки, корма, ветеринарная помощь, передержки и зоогостиницы. Все это баснословно дорого. Мы стучались в фонды, писали блогерам… Где только не искали поддержки. В итоге чаще всего нам помогали наши подписчики. Не знаю, как бы мы справились без их поддержки.

В самом начале люди думали, что быстро вернутся домой, поэтому оставляли животных на соседей и родню. Позже соседи тоже стали выезжать, бросая оставленных на них животных. Тут хозяева и начали трубить и искать помощь, а ее сейчас уже практически невозможно оказать.

В нынешней обстановке забирать животных слишком сложно. Никто не хочет ехать за ними в горячие точки. Сейчас на нашем попечении находятся два вывезенных приюта собак и кошек из Харьковской области, а также ранее вывезенные питомцы из Донецка. Нам остро не хватает поддержки, финансовой и физической. Помощи в пристройстве уже спасенных животных.

Все устали, ни у кого нет сил и возможности их брать. Все по уши в хвостах. Тянем как можем, стараемся никому не отказывать, но кажется, что всему этому нет конца и края. Количество брошенных животных немыслимое, причем многих бросали прямо на цепях во дворе или закрытыми в доме или вольере. Для меня это самое страшное. Никогда этого не пойму.

Но мы не останавливаем сбор гуманитарной помощи. Корм — это всегда актуально. Передавать ее стало очень сложно, но мы всеми правдами и неправдами стараемся это делать».

«Все, что мы можем, — это сделать пострадавшие семьи хоть капельку счастливее»

Помощь семьям с детьми, оказавшимся в условиях военных конфликтов

«Благотворительный фонд «Доктор Лиза» был создан в 2018 году после гибели Елизаветы Глинки для продолжения ее дела. Фактически мы не являемся обычным благотворительным фондом. Это скорее такая касса, большая касса взаимопомощи, — объясняет директор фонда Наталья Авилова. — У нас работает крохотный коллектив, всего пять сотрудников, но есть десятки волонтеров, которые нам помогают. В том числе медики-волонтеры, что важно для нашей работы. 

Среди прочих программ у нас есть та, что сейчас, наверное, актуальнее всех. Это медицина катастроф и работа в зонах ЧС и военных действий. С конца марта фонд работает без выходных, иногда без сна и отдыха, потому что у нас очень много задач, с которыми другие фонды не были знакомы, а мы люди уже опытные.

Первая задача — это помощь детским больницам ЛНР, ДНР, Мариуполя, Херсона. Мы закупаем дорогие лекарства, оборудование и делаем все возможное, чтобы детям можно было оказывать медицинскую помощь на месте. Чтобы их не нужно было эвакуировать сюда, чтобы врачи могли этих детей лечить, и в первую очередь раненых детей.

Благодаря нашей работе с детским отделением травматологии в Донецке 90% раненых детей из Мариуполя, Изюма, Луганска попадают в эту больницу и там получают всю необходимую помощь.

Какое-то число раненых детей, очень тяжелых и тех, кто будет долго лечиться, все-таки эвакуируются в Россию, в клинику доктора Рошаля в НИИ неотложной детской хирургии. Это наша вторая задача. После эвакуации мы берем этих детей под опеку: поправляем им документы, покупаем их протезы, обеспечиваем всем необходимым, пока они лечатся в больнице, пока они потом идут на реабилитацию в санаторий. И потом они выписываются.

Половина детей уже выписалась из клиник. Мы арендуем для них жилье, кормим их, обязательно стараемся «отогреть», потому что это дети настрадавшиеся. У каждого в семье есть погибшие, сами они раненые, многие потеряли конечности, многие голодали, сидели долго в бомбоубежище, когда не было даже еды и воды.

Поэтому мы устраиваем для них походы в пиццерию, в парки аттракционов, на фабрику мороженого. Пусть эти дети никогда уже не будут жить прежней жизнью, но мы должны сделать все возможное, чтобы их хоть немного «отогреть». Вот такая дополнительная задача.

В работе с ранеными детьми есть своя специфика. Я, например, с марта месяца не ношу красную одежду и не крашу ногти или губы красным, потому что дети на этот цвет реагируют по-разному. Ни в коем случае не показываю кровь, если случайно обо что-то поранюсь — у кого-то это ассоциация с больницей, с ранением, а у кого-то это мысль, что меня тоже тут убивают.

Мы для одной семьи с тяжело раненым ребенком недавно снимали дом в пригороде. Приехал хозяин дома, чтобы его показать, и в этот момент над нами пролетел самолет. Ребенок забился под крыльцо, очень долго плакал и кричал громко. Он думал, что начался обстрел. Хозяин дома, когда увидел это, не стал брать с нас комиссию и снизил цену за аренду. Даже помогает жильцам продуктами.

Но есть и плохие истории. 5-летний Демьянка — мальчишка шумный, пугливый, с тяжелым посттравматическим синдромом. У него ампутирована рука, но ноги сильные, он очень быстрый. Маме за ним тяжело уследить, даже когда мы вдвоем, он может куда-то смыться. В больнице у него соседями по палате была обычная семья: девочка с переломом и мама.

Три-четыре дня мама слушала крики Демьяна, его беготню и топот, а потом не поленилась, пошла в магазин и купила воздушный шарик. Она зашла в палату к мальчику, положила шарик на пол, лопнула его и сказала: «Чтобы ваш ребенок больше не шумел». У Демьяна после этого несколько часов была истерика.

По сравнению с тем же 2015 годом работа сильно изменилась. Тогда мы работали с жителями Донбасса: семьи, которые к нам эвакуировались, были совсем другие. Они доверяли нам больше, они нас не боялись, с ними было проще работать. Сейчас у меня порой полтора месяца уходит, чтобы семья хотя бы стала воспринимать меня как своего подельника. Я так им и говорю: «Я ваша подруга, я ваш подельник, я не фонд, я не государство. Я у вас просто под рукой, как палочка-выручалочка».

В мае я поняла, что эти семьи очень мало у меня просят. У ребенка буквально одна пара трусов, но мама у меня не попросит для него другие. Когда я предлагаю, они так вежливо отвечают: «Да нет, спасибо, мы обойдемся». Я понимаю, что это семьи из другого государства, и им про нас много недель говорили, что мы враги, что мы зло. И вот у «врага» надо попросить трусы для ребенка.

«Я что-то делаю неправильно», — решила я. Тогда я познакомила мамочек с несколькими интернет-магазинами и объяснила им, что в этих интернет-магазинах они могут заказать то, что им нужно. То есть они у меня ничего не просят и не получают, они сами занимаются шопингом. После этого они активно начали заказывать всякое: конфеты, туфли…

Понимаете, у них был барьер, они не могли у врага попросить. Когда они самостоятельно стали этим заниматься, а не с протянутой рукой стоять, большинство как раз отогрелось и стало воспринимать меня как друга. Вот это, казалось бы, такая мелочь, а она была невероятно важной.

У нас в фонде очень много семей обычных, российских, больше 400 на попечении нищих. Они и б/у одежду берут, и продукты попросят, и лекарства попросят купить. Но это совсем другие люди. Это люди, которые много-много месяцев или лет жили бедно.

А те, о ком я сейчас рассказываю, не готовы и никогда, наверное, не будут готовы к использованной одежде с пятнышками или к самой дешевой банке тушенки с прожилками. С ними нужно особенно бережно обходиться из-за того, что это люди, которые жили лучше, чем многие из сотрудников нашего фонда. Ведь их семьи были совершенно благополучными, но сейчас лишились кормильца.

Есть, допустим, семья одна. Галя, трое детей, свекровь и свекор. У них дом свой и хозяйство, муж с братом где-то на заработках в другом конце Волновахи. Когда начались обстрелы, муж с братом много дней не могли пробраться домой. В какой-то момент у них это получилось, но через пару дней прилетел снаряд и на глазах у Гали и детей убил этих мужчин.

Через несколько дней прилетел еще один снаряд: у свекра оторвало полчелюсти, а у свекрови — руку. Их увезли во Львов (тогда только туда можно было эвакуировать), и Галя даже не знает, что сейчас с ними, связи нет. Спустя несколько дней случился еще один обстрел, и старшая дочка закрыла собой младшего сына. Она погибла на месте, а у Руслана перебиты обе ноги. Одну ампутировали, вторую врачи пытаются сейчас спасти.

К чему я это рассказываю? У человека за неделю из благополучного дома, машины, работающего мужа, прекрасной семьи осталась на руках невредимой только дочка и она. И Руслан, дай Бог, только без одной ноги. С этими людьми нужно быть чрезвычайно бережными. Они пережили такое, о чем мы слушать не можем без слез, а они в этом жили, и они никогда не будут жить прежней жизнью.

Конечно, такую работу выдерживают не все. У меня есть волонтеры, которые сказали: «Мы больше в фонд не придем». Есть и те, кто говорят: «Наташа, мы будем как раньше ездить на вокзалы, кормить бездомных. Но про раненых пока не рассказывай ничего и фотографии не показывай».

Мы тоже живые люди. В мае и я, и моя ближайшая помощница Ира были вынуждены обратиться за помощью психиатра. Помимо того что это морально очень трудная история, это иногда и 20-часовой рабочий день без выходных. Это брошенные наши собственные семьи. У меня, например, выстрелила личная история, что я дочку через день вижу. Что дети в фонде фрукты каждый день едят, а моя — не каждый. Что я недодаю своей семье чего-то — внимания, тепла.

Какая помощь фонду будет полезна? Есть ощущение, что это все не закончится в ближайшее время, и количество семей с ранеными детьми увеличится. Поэтому мы будем благодарны, если люди будут помогать нам их кормить — например, сезонными фруктами, овощами, ягодами. Дети будут рады сладостям. Но всегда можно позвонить в фонд и узнать, какая помощь сейчас актуальнее всего».

«События оборачиваются гуманитарной катастрофой, которая растет с каждым днем»

Сбор помощи беженцам

«С 2015 года наш фонд помогает вещами людям, оказавшимся в сложной жизненной ситуации, — рассказывает PR-директор фонда «Второе дыхание» Ирина Козловских. — За семь лет работы мы собрали и перераспределили более 3500 тонн ненужной одежды, помогли более 100 000 человек в 20 регионах страны. Когда мы увидели в конце февраля, как разворачивалась гуманитарная катастрофа, то открыли отдельное направление по помощи беженцам.

Через магазины Charity shop мы собираем для беженцев вещи и товары первой необходимости, через контейнеры фонда — вещи. Бывает, что организации собирают их у себя и потом привозят нам сразу на склад. Все это мы сортируем на складе и по запросам отправляем партнерам в регионах. Среди них есть организации, с которыми мы сотрудничаем давно, есть и те, с кем мы познакомились недавно. У них может быть разный порядок проверки статуса и оказания помощи: помощь распределяется и в пункты временного размещения, и самоприбывшим. 

У нас строгий учет отгрузок и есть накладные на каждую поставку. Сами стараемся посещать партнеров и собирать обратную связь, чтобы корректировать работу. Например, недавно мы с коллегой были в Воронеже: принимали поставку в социальном отделе Воронежской епархии, а потом посещали приходы и местные НКО, которые помогают беженцам.

Это 11 тонн одежды и обуви, а также 33 618 штук вещей первой необходимости — предметов гигиены, канцтоваров, бытовой химии, базовой одежды. Кроме того, благодаря частным пожертвованиям мы можем закупать то, что собрать не представляется возможным — например, новое нижнее белье и предметы гигиены. И оплачиваем труд работников склада и логистику.

Что обычно нужно? Всегда востребованы сумки и рюкзаки, одежда по сезону, предметы первой необходимости и средства личной гигиены. Одежда должна быть новой или в хорошем состоянии — обязательно новыми должны быть нижнее белье, колготки, носки, халаты.

Сегодня появился спрос на постельное белье, которого раньше не было, — люди могут собрать рюкзак с одеждой на первое время, но никто не повезет с собой простыни и наволочки. Рюкзаки и чемоданы тоже востребованы, детская одежда — дети быстро растут.

Сейчас объемы сборов упали — и в килограммах, и финансово, но у нас есть запас вещей для отгрузок и финансовая поддержка, поэтому фонд продолжает свою работу в данном направлении. И помощь все еще актуальна».