Кадр из сериала «Семейный брак»
Я начинаю писать этот текст в третий раз. В мае я открывала вкладку «Развод» на «Госуслугах» чаще, чем рабочую почту. Тогда статья должна была закончиться цитатой из песни Анны Асти про царицу. В июне я читала книгу про созависимость и плакала. В июле поняла, что готова. Перед тем как сесть за статью, закончила редактировать третий роман «Средний возраст», в котором описала историю мужа и жены, проживающих кризис в браке. Роман дописывала прошлой осенью, когда мы с мужем решили жить отдельно.
В личной терапии я три с половиной года. Психолог посоветовала уговорить мужа на парную консультацию — на тот момент мы уже три месяца не жили вместе. Он согласился. Когда мы познакомились, десять лет назад, я сказала: если мы решим разводиться, то обязательно запишемся к семейному психологу. Мне всегда нравились сцены в кино: муж и жена сидят на креслах и молчат, врач в сером брючном костюме записывает что-то в блокнот, потом задает провокационный вопрос, и супруги начинают орать друг на друга. Один из них, чаще — мужчина, выбегает из кабинета, хлопнув дверью. Так я представляла себе парную терапию.
Январь
На первой встрече психолог спросит: «С каким запросом будем работать? Вы хотите сохранить отношения или развестись?» Мы не знаем. Мы смотрим каждый на свои ноги. Ковер белый, кресла белые. Между нами круглый деревянный стол с водой и кофе. Я попросила черный, а муж — капучино. Психолог уточняет, какое обращение будет комфортным: на «ты» или на «вы». Без разницы. Какая вообще разница, если брак рушится? Тогда она спрашивает: по какой причине мы решили прийти? Впервые я произношу слово «кризис». Оно холодное и колючее. За окном идет снег с дождем.
Кризис начался примерно год назад, тогда я начала ощущать чувство пустоты внутри. В дневнике записала «зачем мне заранее знать, какое у него настроение» и «что происходит со мной, когда ему плохо». А происходило вот что: у мужа начиналась депрессия, он отдалялся, я ощущала вину, искала способ помочь, он отдалялся сильнее, я спасала, контролировала, подключалась к его настроению и тоже хандрила, я хотела быть ближе, он отдалялся еще сильнее. Я рассказываю об этом на встрече, терапевт кивает, делает записи, произносит словосочетание «созависимые отношения». Муж в основном молчит, а если говорит, то очень тихо.
Февраль
Вторая встреча начинается с фразы «Вы молодцы, что решили продолжить. Большинство пар не возвращается после первой сессии». Между встречами две недели. Стоимость встречи — 9 тысяч. Время встречи — полтора часа. Высидеть трудно. Я говорю, что много плакала и думала. Муж плакал еще больше. У него серьезная депрессия, он был у психиатра, пьет антидепрессанты. Мы обсуждаем ожидания от брака, и я слышу слова психолога, которые останутся в моей памяти на все эти полгода. Когда я рассказываю про семью, в которой выросла, она произносит «Назло маме отморожу уши». Единственный вариант взрослых отношений — это те, которые не похожи на отношения мамы и папы.
Зачем думать о своих настоящих желаниях, когда можно просто делать «не как у них»?
Я слышу это, и мне становится не по себе. Обидно. Чувствую себя ребенком, которого учитель отчитывает за списанное сочинение. Но психолог права. Я не понимаю, что такое семья. Перед свадьбой я говорила мужу «Представляешь, как нам будет трудно строить отношения? Твои родители развелись, мои развелись, мы никогда не видели, что такое — счастливый брак». Он сказал, что это не важно. После встречи психолог дает нам задание: подумать, какой мы видим нормальную (не идеальную) семью? Чего мы хотим от нашей пары (не друг от друга, а именно от нас двоих). Мы уходим думать.
Третья сессия. Я прошу капучино, а муж — черный кофе.
Март
Общие фотографии с телефона я удалила еще осенью. Психолог на сессиях повторяла слова «автономия», «сепарация» и «печаль». Очень важная часть отношений завершилась и такими, как были раньше, они не будут никогда. Важно прогоревать и позволить себе грустить. Вспоминаю, как читала в «Апологии нарцисса» Бориса Гройса: «Смотреть на что-то всегда означает воспринимать это что-то в определенном контексте — внутри определенной рамки или, если угодно, определенной ауры». Не понимаю, как теперь смотреть на свои отношения. Нужна рамка или, если угодно, аура.
После четвертой сессии с семейным терапевтом мы получаем задание: «Составьте списки: какие функции есть в каждой паре и сколько процентов каждый из вас закрывает. Выпишите ваши проценты и проценты партнера. Мы обсудим их на следующей встрече».
Я пишу: финансы, досуг, воспитание ребенка, быт, инвестиции, романтика, секс. Расставляю проценты. Кроме финансов, все остальное на мне. Мне не нравится этот список. Когда мы обсуждаем задание на следующей встрече, список мужа оказывается идентичным моему. Мы ругаемся. Я плачу. Он говорит фразу, которую я ненавижу: «Если тебе нужна какая-то помощь, говори об этом». Я хочу, чтобы он не ждал, когда я, например, попрошу забрать из сада ребенка, а шел и забирал.
Неожиданно для меня психолог говорит, что вероятно, я гиперконтролер. Часто причины появления гиперконтроля кроются в детстве. Например, в необходимости заботиться о больном или зависимом родственнике. Я злюсь на терапевта и, выходя из кабинета, еще час плачу. Снег уже растаял, в Петербурге солнечно.
Кадр из сериала «Семейный брак»
Апрель
Я сообщаю мужу, что у наших отношений нет шансов. Психолог на пятой встрече приглашает нас поговорить друг с другом. Она замечает, что есть некоторые моменты, которых мы старается избегать, даже в ее кабинете. Мы обсуждаем наши ценности. Мы обсуждаем то, какие мы разные. У нас ни одного общего увлечения. Мы спорим, после — молчим. Спустя полтора часа я говорю, что хочу узнать его лучше. Он тоже хочет меня узнать. На этот момент мы женаты уже девять лет.
Дома я читаю «Душевные омуты» Джеймса Холлиса: «Задача человека, оказавшегося в этой трясине страданий, состоит в том, чтобы суметь распознать ценность, которая была ему дарована, и ее удержать, даже если мы не можем удержать ее в прямом смысле. Потеряв любимого человека, мы должны оплакать эту утрату, при этом осознав все то ценное, связанное с ним, что мы интериоризировали». Последнее слово я гуглю.
Май
В гостях у подруги-психолога рассматриваю ее книжный шкаф. Вижу книгу «Взрослые дети алкоголиков», листаю. Пока подруга делает кофе, успеваю прочитать 30 страниц. Я читала этот текст пять лет назад, когда писала первый роман. Странно, мне кажется, сейчас мы с мужем переживаем те же чувства, что и мои герои.
Рассказываю об этом на шестом или седьмом сеансе. В книге прочитала: дети, выросшие в семье с зависимостями, либо сами становятся такими, либо попадают в созависимые отношения. Психолог останавливает — оказывается, вариантов всегда больше. Муж молчит. Никаких зависимостей нет. Он все контролирует. Трудоголизм, компьютерные игры, походы в бары — все под контролем. Я злюсь.
Психолог говорит про проекции. Муж рассказывает: он давно не видит во мне меня, а видит некую женщину, которая всегда недовольна. Я кричу. И общается он тоже не со мной, а с той, другой — так непохожей на меня. Холлис писал: «Взаимодействуя с разными людьми, следует задать себе вопрос: „Что из того, что я жду от этого человека, мне надо бы сделать самому?“ Весь вечер пишу в дневник слово „ненавижу“. На всякий случай — карандашом.
Июнь
Я устала и хочу развестись. Считаю алименты, консультируюсь с юристом, беру больше работы. Депрессия мужа прогрессируют, схема лечения не дает результатов. Я устала и уезжаю с дочерью в отпуск. Три недели я не буду видеть мужа. Начинаю читать книгу, которую нам посоветовала психолог, — «Страдаю, но остаюсь. Книга о том, как победить созависимость и вернуться к себе» Полины Гавердовской.
Цепляюсь за фразу: «Слияние — это психическое состояние, к которому в глубине души порой тяготеет каждый. Это приятное небытие, в котором нет ответственных, поскольку нет отдельных людей. Там нет автономии и одиночества, а значит, нет смерти. Ведь смерть за каждым приходит отдельно». Делаю предложенное автором задание. Выписываю десять вещей, которые доставляют мне радость. Потом столько же вещей, который должны, но не дарят радость. Странное задание. Делаю следующее. Выписываю дела, которые хотела сделать за последний месяц, но не позволила себе. Одно из них — «Сказать мужу, что он меня бесит».
Рассказываю подругам про кризис семейной жизни — оказывается, они тоже проживают что-то похожее
Мы часами пьем кофе и обсуждаем брак. Как понять, что отношения пора заканчивать? Когда партнер тебя ударил. Когда он изменил. Когда он употребляет наркотики или много пьет. Когда он газлайтит и абьюзит. Мы смеемся: нам всем пора разводиться.
На встрече с терапевтом (в этот раз — онлайн) я говорю о своем желании развестись. Ей очень жаль. Она верит в нас. Мы проделали огромную работу навстречу друг другу. Это естественный процесс, когда те качества, которые когда-то привлекли партнеров друг в друге, впоследствии становятся основными источниками конфликтов. Муж говорит, что на самом деле не хочет разводиться. Он очень дорожит нашей семьей.
Ночью не могу уснуть и читаю «Дети разведенных родителей: Между травмой и надеждой» Гельмута Фигдора. Рядом со мной спит дочь. Скольжу глазами по словам: «Можно ли, обладая здравым смыслом и хотя бы минимальным психологическим чутьем, представить себе, что развод родителей никак не навредит детям?». Закрываю книгу.
Июль
Составляю список за и против развода. Выписываю в дневник перемены, которые произошли со мной за последние полгода. Психолог говорит: каждому из нас нужно найти то ценное и важное, что случилось за этот период. Я всегда хочу быть честной, прежде всего с самой собой. Перед тем как согласиться на что-то, спрашивать себя: я это точно выбираю?
Муж идет в новому психиатру, ему меняют антидепрессанты. Мы снова живем вместе. Это не конец кризиса, это окончание одной из его стадий. Психолог говорит, что впереди много работы, парной и личной. Проекции снялись, но впереди — встреча с реальными друг другом, и нет гарантии, что все пройдет успешно. Я редактирую третий роман, последняя глава посвящена главному герою. Когда я писала ее, я пыталась посмотреть на все глазами своего мужа. Эта глава очень тяжелая.
Итоги
Видя в партнере те части, которые невозможно принять в себе самом, многие пытаются изменить партнера. Банальнее фразы не придумаешь, но перемены всегда должны начинаться изнутри. За время семейной терапии я прожила весь спектр эмоций и чувств: злость, обиду, отвращение, радость, разочарование, восхищение, стыд и вину. Проходить через это трудно, на каждом сеансе я говорила терапевту «Я не хочу это чувствовать». Но я чувствовала. Мы с мужем продолжим встречаться в кабинете психолога, и я продолжу злиться или радоваться, потому что это и есть отношения. Пока чувства живы, все можно изменить. Я больше не думаю о разводе, я не пытаюсь спасти мужа (для этого есть специалисты). Я навсегда запомню уроки, которые из этого вынесла.
