Обратная сторона профессии: о японских проститутках, борделях и сифилисе

Лицензированная проституция в Японии на практике представляла собой попросту работорговлю невинными девочками из бедных семей, причем достигшую таких масштабов, что даже власти приходили в ужас от наглости и алчности вербовщиков-сутенеров.

Отношение к девочкам в то время было двояким. В отличие от мальчиков, которым суждено было продолжить род, девочки, с одной стороны, были лишним ртом для родной семьи, а с другой — могли принести ей прибыль. Дочерей можно было отдать за долги в бордель или отослать в чужой дом нянчить хозяйских детей. В обоих случаях жизнь девочки не была сладкой: она мало спала, много работала, недоедала, таскала на себе младенцев, выхаживала их и терпела массу других тягот…

Жизнь проститутки или гейши на этом фоне могла показаться девочкам не худшим вариантом. Однако чаще всего их судьба оказывалась незавидной. Многое зависело от внешности. Красавиц пристраивали в лучшие руки, со временем их старались обучать танцам, игре на сямисэне, пению, если голосок был неплохим, манерам, нанесению грима и прочим премудростям.

Секреты профессионального мастерства девочкам начинали открывать с первой менструации, хотя к этому возрасту они успевали многое увидеть своими глазами: всего не скроешь за тонкими бумажными перегородками и ширмами. Привычка подсматривать и подслушивать у японцев (да и у многих других народов, живущих в тесноте) появилась с давних времен.

Девочек с заурядной внешностью пристраивали к простым проституткам, где они выполняли самую черную работу по дому, помогали своей хозяйке, были у нее на побегушках, а после взросления и сами приобщались к ремеслу.

Жизнь таких простых проституток была крайне коротка — в двадцать с небольшим многие уже умирали. Изнурительный режим работы с утра до позднего вечера, недоедание, вынужденное пьянство подкашивали их здоровье. Губили его и хронические легочные заболевания, частые простуды, которые невозможно было вылечить до конца привычным способом: постельным режимом, приемом отваров, пилюль.

Хозяйка считала каждый грош и позже выставляла огромный счет за простой. Точно так же обстояло дело и с венерическими болезнями, которые передавались дальше, и этому не было конца. Изможденные недугом проститутки умирали в общей спальне, всеми покинутые. Некому было за ними ухаживать, даже если в доме находились товарки. Смерть была настолько привычным явлением, что мало кого трогала. Конвейер из вновь прибывающих девушек не останавливался, и публичные дома никогда не испытывали нехватки в работницах.

Настоящей головной болью городских властей стал особый класс низших проституток — дзигоку («ад») из публичного дома Ётакая, настолько больных сифилисом, что им приходилось прикладывать немало усилий для маскировки признаков разрушительной болезни. Они накладывали густой грим, пудрились и вызывающе подводили глаза, брови, рот, делали себе самые модные прически, чтобы их принимали за молоденьких. Носы у многих проституток дзигоку были разрушены до такой степени, что им приходилось восстанавливать их воском.

Сифилис не только разрушал плоть, но и лишал многих зрения, слуха; были среди дзигоку и хромые, и немые. Но при тусклом лунном свете они неизменно выходили на охоту с куском циновки или коврика, чтобы оказать услугу в любом пригодном для этого месте. Прохожих мужчин они буквально хватали за руки, зазывая провести с ними время. Что и говорить, цена на их услуги была самой ничтожной! В период с 1711 по 1735 год таких особ стало настолько много, что их насильно определили в легальные проститутки и с помощью властей разместили в Ёсиваре (район «красных фонарей» в Токио эпохи Эдо (1603–1868 гг н. э.).

Ближе к концу XIX века, когда Япония ступила на путь модернизации, в Ёсиваре, как и в других городах с подобными кварталами, стали появляться свои больницы для лечения проституток. Здесь можно было встретить женщин с самыми разными недугами: сифилисом, гонореей, бери-бери, туберкулезом…

Для многих девушек это оказывалось слишком дорого, несмотря на то что больницы больше походили на тюрьмы: скудный рацион питания (жидкая ячменная каша с овощами трижды в день), холод, нехватка как кроватей и постельных принадлежностей, так и самого основного — должного и своевременного лечения.

Каждый день недели закреплялся за одним-двумя публичными домами, то есть другие должны были дожидаться «своего дня» для осмотра и лечения. Это ожидание било по карману и проститутки, и ее владельца, терпевшего убытки. К тому же уход в больнице был ужасным, поэтому пациенткам требовались деньги и на то, чтобы задобрить персонал, получить побольше еды и более мягкое отношение.

Власти занижали статистику смертности от венерических болезней, так как легальная проституция была в их интересах. Кроме того, считалось, что наличие публичных домов, с их бурной, развеселой жизнью, ограждало мирное население от необходимости наблюдать разврат в непосредственной близости к своим домам, а юных девушек — от изнасилований.

Постепенно мнения по этому поводу в разных регионах Японии стали сильно расходиться. Там, где местные власти прикрыли публичные дома, отмечалось снижение заболеваемости венерическими болезнями, но в Эдо (старое название Токио) никогда бы не решились на такой кардинальный шаг.

Настоящим бедствием сифилис стал для портовых городов. В этом вопросе нам будет интересна запись в корабельномедицинском журнале русского фрегата «Светлана», опубликованная в 1886 и 1887 годах в работе Н. А. Коржавина «Медико-топографические заметки об иностранных портах». Группа русских военно-морских врачей в составе команды фрегата «Светлана», пришвартовавшись в гавани порта Нагасаки, начала исследование местных реалий.

До Русско-японской войны в предместьях этого портового города разместилась так называемая «русская деревня», и, надо добавить, разместилась она там с большим комфортом: в знак гостеприимства местные власти снабдили офицеров военно-морского флота «временными женами». Это вызывало большие опасения у врачей с фрегата из-за возможной вспышки сифилиса на корабле. Именно русские врачи добились проведения медицинского осмотра женщин, предоставляемых русским офицерам, что имело большое значение для японской медицины и помогло осознать, какую угрозу несет эта болезнь.

Сами японцы эту новую для них угрозу недооценивали: «сифилис считается японцами маловажной болезнью; одержимые сифилисом за медицинским пособием обращаются только при появлении тяжких припадков. Проституция в Нагасаки, как и в других открытых портах в Японии, распространена весьма сильно».

Много лет и в самой Европе не могли правильно распознать эту болезнь, путая ее с оспой. Скорее всего, сифилис возник в Неаполе в 1500-х годах и довольно быстро распространился по всей Европе и Азии по морю и суше из-за активной торговли. В Японию же болезнь проникла из Китая династии Мин, в 1510 году, и называлась она тогда «китайская язва». В эпоху Мэйдзи за ней закрепилось более говорящее об истоках недуга название — «болезнь ив и цветов» (Эпитет плотской любви, утех и мира проституции).

Любопытно, что сифилис завезли в Японию задолго до появления у берегов Танэгасима первых португальцев, открывших Японию Европе. Основной поток зараженных следовал не только через Китай, но и с островов Рюкю. Ни причины болезни, ни методы ее лечения японцам не были известны, поэтому зараженные вскоре умирали.

Лишь со второй половины XVIII века эту болезнь связали с проституцией, что в том числе и повлияло на создание «резерваций» наподобие квартала Ёсивара. Большую сложность в диагностировании болезни вызывали стыдливость японок и их неготовность обнажать половые органы перед врачом. В дальнейшем осмотры стали принудительными, а зараженных начали изолировать при лечении.

К самому концу XIX века ситуация стала выправляться благодаря усилиям не только русских медиков, но и английских военно-морских врачей Джорджа Ньютона, Уильяма Бромфилда и ряда японских докторов. Так в Японии появились медицинская полиция и венерические лечебницы в портовых городах.