Последняя казненная женщина в Великобритании: зачем смотреть сериал о жизни и смерти Рут Эллис

В тесном аквариуме мечется золотая рыбка. Яркая, как драгоценность. Безмолвная, как застывшее время. Ее жизнь коротка, безнадежна и по-своему трагична. За прозрачным, но непроницаемым стеклом она радует глаз тех, кого привлекает блеск — но не трогает плен.

Кадр с мечущейся в аквариуме рыбкой открывает мини-сериал, основанный на реальной истории Рут Эллис — последней женщины, казненной в Великобритании. Именно это обстоятельство сделало ее настоящей легендой, о которой пишут книги и снимают фильмы. Визуальный пролог сериала сразу задает тон: Рут, как и рыбка, в ловушке. Она плыла по жизни, притягивая взгляды, изящно скользя плавниками, но куда бы ни направилась, ее вновь и вновь уносило в пучину созависимости.

Сериал не строит интригу: он начинается со сцены завтрака в день казни. Стрелки часов отсчитывают последние мгновения. Зритель с самого начала знает: жизнь главной героини почти закончена. Рут 28 лет, и больше ей не будет.

Вопросов «кто убийца» и «что с ним будет» нет — мы знаем ответы с самого начала. Рут застрелила своего возлюбленного — автогонщика Дэвида Блейкли — и была приговорена к казни через повешение. Ожидание смерти не делает из сериала исследование страха перед ней — хотя сцены в камере заставляют замереть, наблюдая за тем, какой экзистенциальный ужас овладевает человеком в ожидании прощания с жизнью.

Сюжет движется не к развязке, а к пониманию. Постепенно, слой за слоем, через злость и боль, страх и бессилие, мы приближаемся к главному вопросу: почему это убийство стало возможным? Через биографию конкретной женщины — Рут Эллис — сериал исследует природу разрушительной страсти и убийственной любви. Это подробное исследование созависимых отношений, прекрасная попытка ответить на вечный вопрос: почему женщины остаются с теми, кто причиняет им боль?

Создатели сериала избегают морализаторства. Вместо этого они показывают, как созависимые отношения, где любовь срастается с насилием, а зависимость — с иллюзией близости, становится клеткой, а убийство — последней, искаженной попыткой освободиться. Для Рут преступление стало выходом — финальным актом женщины, которая не смогла вырваться из круга насилия иначе. Она прошла путь от жертвы к агрессору и обратно — путь длиной в короткую, трагически зацикленную жизнь.

Навязчивое повторение

Раз за разом Рут выбирает одинаковых мужчин: они пьют, бьют, изменяют. «Она не знала другой любви», — говорит ее сестра, вспоминая отца и бывшего мужа Рут. Чтобы убежать от судьбы, героиня меняет акцент, внешность, цвет волос — но снова наступает на те же грабли. И эти грабли — не просто метафора, а ключевая психоаналитическая концепция, описанная Фрейдом: навязчивое повторение.

Речь не о том, что Рут не может выбрать иного мужчину. Дело в невозможности вырваться из привычного сценария, который она отчаянно стремится переписать. Рут снова и снова воспроизводит абьюзивный сценарий в отношениях, словно надеясь изменить его исход. Но пока травма не осознана, не названа и не интегрирована, навязчивое повторение остается единственным способом справляться с болью.

Физическое насилие

Знакомство Рут с Дэвидом начинается со случайного грубого столкновения. Перед ней не просто незнакомец, наоборот, она узнает нечто до боли знакомое — одновременно ненавистное и любимое. Пренебрежительный и жестокий мужчина появляется в жизни Рут в момент, когда она, казалось бы, обрела устойчивость в турбулентности послевоенного Лондона. Мать-одиночка двоих детей, самый молодой администратор клуба, она уверена в себе, финансово обеспечена, полна решимости держать судьбу в своих руках.

Но именно после этого случайного столкновения начинается падение в новую спираль созависимости — туда, где любовь и боль не противоположны, а сливаются в одно. Где боль становится языком связи, а разрушение — единственный доступный способ почувствовать близость.

Буквально необъяснимая бессознательная привязанность к мучительной форме близости, в которой страдание переживается как подтверждение связи. В основе такой динамики лежит то, что Зигмунд Фрейд назвал влечением к смерти. Влечение к смерти носит разрушительный характер и проецируется агрессией во внешнюю среду — садизмом. Или же агрессией, направленной внутрь себя, — мазохизмом. В подобной связке партнеры часто меняются ролями: от жертвы к агрессору, от мазохизма к садизму.

Вначале Рут, как молчаливая жертва, страдает от побоев, терпит измены, пытается вырваться. Но в какой-то момент начинает отвечать: мстит, изменяет, сопротивляется. Но это сопротивление не освобождает. А заносит только на новый виток переигрывания травмы и приближает все ближе к пропасти.

Эмоциональное насилие

Насилие проявляется не только в побоях и криках. Существует и другая, не менее опасная и разрушительная форма — эмоциональное насилие. И если физический абьюз оставляет следы на теле, то эмоциональное действует тонко и исподтишка: через манипуляции, упреки, контроль, обесценивание и навязчивую заботу. Но цель остается той же — сломить чужую волю, стереть границы, подчинить себе.

Он с виду мягкий и обходительный, но чрезмерно пылко жаждущий взять женщину под свое крыло. С мазохистическим рвением он следует по пятам за Рут, как преданный пес, предлагая спасти ее от самой себя. Но на деле предлагает лишь другую грань зависимости.

Отношения с Десмондом разворачиваются по классической модели драматического треугольника Карпмана — спаситель, жертва, агрессор. Сначала он выступает как спаситель, протягивающий руку помощи. Затем — ощущает себя жертвой, обиженной на то, что его любовь не оценили. А в финале неизбежно движется к третьей грани треугольника.

Другой взгляд

Вокруг Рут — как и вокруг многих женщин с истерическим ядром — всегда много мужчин. Их взгляды не просто сопровождают ее жизнь, они ее конституируют: быть желанной, отвергнутой, спасающей и спасенной — значит быть. Она ищет себя в этих взглядах, потому что по-другому не умеет.

Появление в нарративе адвоката, сыгранного Тоби Джонсом, включает в повествование иной регистр — не повторения, а понимания. Он не спасает и не осуждает, не подыгрывает симптомам, а пытается распутать их происхождение. Он — тот, кто смотрит на Рут не как на объект желаний, а как на человека. Человека, безусловно виновного в преступлении, но не заслуживающего самого сурового наказания.

Адвокат задает те же вопросы, что и аналитик в кабинете: почему вы защищаете того, кто вас разрушает, почему вы не признаете себя жертвой? Именно эти вопросы становятся ключевыми. Потому что главный парадокс травмированной психики — неспособность увидеть свою жертвенность. Признать себя жертвой — значит признать боль, бессилие, зависимость. А значит, отказаться от иллюзии контроля, от маски всесильной любви. Но именно это признание пусть и не избавляет Рут от наказания, но дает возможность осознать: преступление произошло задолго до выстрела.