Несколько лет назад, когда в очередной раз пыталась понять, к чему мы вообще идем с парнем спустя два года отношений, он мягко, но совершенно прозрачно дал понять: ничего серьезного он не планирует. «Может быть когда-нибудь потом» — максимум, что он мог предложить.
Я рассказала об этом маме. Она выслушала меня до конца, помолчала и, тяжело вздохнув, сказала: «Вы — какое-то удивительное поколение: вы все время думаете. Пытаетесь рассчитать и предугадать, до одури боитесь ошибиться. Но пока ждете знака свыше — жизнь проходит. Мы были другими: не такими успешными, как вы, но когда любили — преград не знали. Жили в коммуналках семьями, воспитывали детей, умели перетерпеть кризисы. У нас не было возможности ходить к психологу три раза в неделю, зато мы жили — и делали массу всего неправильно, вместо того чтобы годами ждать идеального момента»
Тогда я решила разобраться, откуда у нас взялось это стремление к идеальной готовности — и есть ли в нем хоть какой-то смысл.
Почему они могли позволить себе «просто жить», а мы — нет
Когда моя мама выходила замуж через полгода отношений, у нее не было списка требований длиной в жизнь. Никто не проверял эмоциональную зрелость, не сравнивал ценности, не ходил на терапию для профилактики. Мама сказала, что тогда неопределенность воспринималась не как угроза, а как привычное явление. И она не считает, что «раньше было лучше», просто мир был другим.
Интернета не было — поэтому никто не жил по чужим инструкциям. Никаких статей «10 признаков токсичного партнера», никаких рилсов о привязанности, никаких обсуждений паттернов. Люди просто чувствовали, ошибались, делали выводы. Меньше знаний — меньше паралича выбора. Поэтому решения принимались быстрее:
понравились — поженились;
тесно — ну так потеснимся;
ребёнок родится — как-нибудь протянем.
Другой была и сама структура жизни. Стабильности — ноль, контроля — еще меньше. Большинство вещей либо выпадали из сферы влияния, либо менялись без предупреждения. Наше сегодняшнее стремление все предусмотреть им бы показалось странным — к их реальности нельзя было подготовиться.
Социальные нормы давили сильнее. Все происходило раньше: предложение, брак, дети — и никто особо не спрашивал, «готов ли ты». По сути, места для сомнений почти не было: траектория была одна, и свернуть с нее казалось страшнее, чем идти.
И еще: они не росли под давлением идеи личного успеха. Никто не заставлял стать «лучшей версией себя», успеть все к 30, быть осознанным, экологичным и проживающим эмоции. Они жили — как получалось.
Иногда плохо, иногда прекрасно, но без необходимости соответствовать бесконечным внутренним стандартам
Но слушая маму дальше, я осознала, что был еще один критерий — они очень рано сталкивались с реальностью. Бедность, коммуналки, зависимости, нехватка ресурсов — все это приходилось проживать на ходу, без поддержки и права на ошибку. И, пытаясь защитить нас от своих травм, родители выстроили новый сценарий воспитания: «Сначала выучись, потом заработай, потом встань на ноги, потом подумай о семье».
Так их страхи стали нашими алгоритмами. Где-то между этими «потом» у нас закрепилось ощущение, что жить можно только подготовленным. Что без рюкзака знаний, навыков, достижений и чек-листов лучше даже не выходить из комнаты (как и завещал товарищ Бродский).
Но даже за свой 31 год жизни я успела понять: при любом уровне подготовки жизнь все равно будет случаться. Нет такой стабильности, которая защитит от разочарований, разводов или выгорания. Никакая терапия и прокачка себя не дают гарантии, что однажды ситуация не собьет тебя с ног, а ты — не разобьешь голову.
Выходит, родители росли без иллюзии контроля, а мы эту иллюзию приручили — и теперь не делаем шаг, пока не уверены, что приземлимся на мягкие еловые ветки.
Наше столкновение с реальностью
Если говорить обо мне, то по-настоящему с жизнью я столкнулась только в 21 — гораздо позже, чем многие мои сверстники или наши родители. До этого все текло сладкой патокой из иллюзий. Я свято верила историям родственников, которые «встретились однажды и прожили душа в душу 50 лет». Мультики, книги, рассказы — все это подкрашивало мой мир в розовый цвет и укрепляло веру в предсказуемость жизни.
А потом случилось настоящее. Первые проблемы на работе. Предательство близкого человека. Все больше историй вокруг, которые подтверждали: никакой великой истории любви у большинства нет — только замалчиваемые раны, компромиссы и неоправданное терпение. Это была моя первая настоящая «неготовность».
Следующие семь лет я потрачу на выращивание брони: прокачку себя, дисциплину, силу характера — чтобы на восьмой год жизнь щелкнула меня по носу и столкнула с болью, кратной в обратной степени счастью, которое я так аккуратно собирала все это время.
И нет — это не значит, что не нужно стараться. Нужно. Но важно помнить, что броня не отменяет возможность получить пулю — она лишь помогает ее быстрее достать.
Где между этими подходами спрятан здравый смысл
Я долго думала: что правильнее? Спонтанность поколения родителей или наша осторожность? Ответ пришел через несколько историй:
У знакомой родители поженились после трех месяцев знакомства — прожили вместе тридцать лет и до сих пор держатся за руки.
У коллеги мама вышла замуж «потому что пора», и всю жизнь жила с человеком, который ее не понимал.
У подруги родители вообще не расписывались, и живут в гражданском браке уже 25 лет.
Универсальной формулы просто не существует. Но есть закономерность: от действия нас отделяет не скорость принятия решения, а способность двигаться дальше — даже если оно оказалось ошибочным.
Старшее поколение привыкло: ошибся — выругался — пошел дальше. А мы зависаем, парализованные знаниями и страхами, в вакууме под названием «подожду ещё немного».
И что в итоге
Когда я смотрю на свое поколение, вижу не нерешительность, а усталость от бесконечного выбора и давления «надо жить правильно». Мы не хуже и не лучше родителей — мы просто другие, потому что мир другой.
Иногда нам действительно не хватает той самой смелости, чтобы разрешить себе не ждать идеального момента. А им — чуть-чуть нашей осознанности и возможности остановиться, подумать, порефлексировать.
Где-то посередине и находится то самое пространство, в котором принимаются важные решения — не идеальные, но свои.
