Переосмысляя сверхчеловека
Так говорил Заратустра?
Начнем издалека — с идеи Фридриха Ницше о сверхчеловеке. Этот немецкий философ, так восхищающий в свое время основоположника психоанализа Зигмунда Фрейда, еще в XIX веке ввел понятие «сверхчеловека» как образ героя будущего, который способен выйти за пределы привычной морали. Не улучшить себя в бытовом смысле, а перешагнуть через старые ценности, разрушить их и создать новые — из собственной воли и без внешней опоры.
Сверхчеловек у Ницше отказывается жить по чужим сценариям. Он не ищет одобрения, не оправдывает свои поступки традицией или Законом, не пытается быть «хорошим» в глазах других. Такой человек не прячется за морализмом или идеей долга, а выбирает свое поведение исходя из того, может ли он взять на себя ответственность. Его сила — в честности перед самим собой же.
Сейчас, кажется, весь мир тоже стал одержим идеей о «лучшей версии себя», буквально «сверхчеловеке», вечном двигателе и достигаторе
Только ее реализация пошла по абсолютно противоположному Ницше пути. Если тот говорил о том, чтобы не бояться жить без внешних опор, то мы массово строим себе новый фундамент из онлайн-курсов по «гармонии с собой», психологических инструментов, терапий и типологий. Пытаемся отыскать в психологии своего рода инструкцию к жизни, в которой на все должен быть ответ, метод, ведущий, конечно же, к определенному результату. И в итоге, по тому же Ницше, мы больше становимся похожи на «последних людей»: он противопоставлял сверхчеловека так называемому «последнему человеку» — уставшему, сыто-апатичному обывателю, который больше всего ценит комфорт, безопасность и отсутствие боли…
Фрейд однажды назвал человека «богом на протезах», и это очень верно. Человеку всегда было свойственно искать костыли, но недаром известно: когда теряется мера — жди беды. Не быть нам «сверхлюдьми», не избавиться нам от Закона (и хорошо!), но и не приравняться к искусственному интеллекту (надеюсь).
Невроз проработки неврозов
Но вернемся к теме: перекос все же происходит, и у новых поколений психология заняла одно из центральных мест. Она превратилась в язык повседневности, практически новую религию. Люди перестали говорить «Мне страшно», и начали говорить: «У меня травма привязанности». Теперь не «Мне грустно», а «У меня нарушен базовый контакт с фигурой заботящегося взрослого». Повседневная речь стала напоминать разбор кейса на супервизии. Повсюду слышны фразы вроде «Тебе это откликается?», «Мне небезопасно в этом контакте», «Это что-то из детства», «Тут моя граница».
В этом, конечно, есть свои плюсы — люди учатся рефлексии, формулируют чувства. Но есть и обратная сторона: мы будто отказываемся от простой, человеческой спонтанности. Все должно быть объяснено, обосновано, приведено в порядок. Многие готовы отдавать баснословные деньги на бесконечные «проработки неврозов» — как ни странно, с годами их никак не становится меньше, и идея проработки неврозов сама превращается в очередной невроз.
«На четвертом году терапии я столкнулась с депрессивным кризисом»
Галя, 29 лет
Впервые я пошла к психологу лет шесть назад — сначала для профессионального развития. Моя профессия связана со сценой и пением, а пение очень тесно связано с психикой. Когда тело зажато, звук получается некачественный. Изначальный запрос был — разжаться, проработать социальную тревожность и чувство стыда, чтобы спокойно выходить на сцену и проявляться так, как хочется.
Первые года три психотерапия действительно играла важную роль. Это были базовые вещи: сепарация от родителей, поддержка, убеждение в том, что с тобой все в порядке. Психолог буквально вкладывал в голову мысли, которых раньше там не было. Плюс техники, которые помогают справляться с собой, — это все было полезно.
Но при этом на каждой сессии возникало ощущение, что «вот здесь я поработала — а теперь надо еще вот это, а потом еще вот то». Ты раскапываешь себя как колодец — и вдруг понимаешь, что в тебе такой слой за слоем, и все понамешано… Можно копать бесконечно!
На четвертом году терапии я столкнулась с депрессивным кризисом. Это не преувеличение. Еще и на фоне всех этих соцсетей, рилсов, инфополя… Тогда как раз началась трансляция: живи медленно, ничего не добивайся, амбиции — это боль, цели — это отголоски травмы, Бали, тишина, «калькуляция калорий — уже симптом расстройства». И ты в этом начинаешь теряться. Раньше у меня была цель, которая зажигала. А тут я вдруг начала сомневаться: может, со мной что-то не так, раз я чего-то хочу?
Привычка думать, что «что-то не так», «что-то нужно проработать» осталась — просто сменила направление
Когда на каждом шагу ты «копаешь» себя с целью «проработать», «стать лучшей версией себя» — это начинает мешать. У меня даже пение стало превращаться в психотерапию. У меня преподаватель с уклоном в психологию — и каждое открытие рта сопровождалось: «А вот тут зажим в спине, наверное, потому что…».
В итоге вместо действия я пряталась в анализ. Вместо того чтобы просто попробовать, я откладывала: «Сначала все проработаю — потом открою рот». Это тормозит. Хорошо, что я это быстро поняла и начала выбираться.
Конечно, есть базовые штуки, с которыми крайне важно разобраться: отношения с родителями, с собой, с миром. Но часто (не всегда, рассказываю про свой опыт) дальше начинается бесконечное самокопание. Проверка себя на «нормальность». Желание быть идеальным. И — парадокс — желание быть удобным.
Общество говорит: «Будь собой, выражай чувства»
Но если ты действительно выражаешь злость, страх, раздражение — тебе говорят, что ты инфантильный, незрелый, в детской позиции. В результате ты не можешь быть собой, но и не быть собой не можешь. Это замкнутый круг. И это не свобода, это ловушка.
Еще очень утомляет, когда любые личные разговоры превращаются в сессию. Ты просто делишься с другом чем-то важным, а он в ответ: «Это у тебя позиция жертвы», «Ты в регрессии», «Это сценарий, заложенный в детстве». Иногда все, что тебе нужно — чтобы тебя просто поддержали. Сказали: «Ты классный, у тебя все получится».
Сейчас для меня целостность — это принять себя и других без постоянных проработок. Понять, что ты не будешь идеальным — ни для себя, ни для других. И когда ты это принимаешь, вот тогда и начинается настоящее выздоровление.
Тирания счастья
Если попытаться описать главный общественный императив последних лет, то это будет не истина, не справедливость и даже не любовь. Это будет счастье. Этакая новая социальная установка. Быть счастливым теперь не выбор, а обязанность. Не получилось? Ну что ж, сам виноват: не туда посмотрел, не так дышал, не того терапевта выбрал.
Счастье стало товаром. Его продают на курсах, обещают в рекламных слоганах, демонстрируют в сторис и новостях. Оно должно быть видимым, ощутимым, подтвержденным результатами. Человеческое страдание обесценивается, его больше не уважают. На него смотрят не как на часть человеческого опыта, а как на сбой, который нужно устранить. Тоска, тревога, апатия, разочарование — все это быстро получает ярлык «не норма», и с ним начинают бороться. Желательно за одну сессию, эстетично и экологично!
Вы спросите: а как же новая искренность? Проблема в том, что как только искренность становится новой нормой, она превращается в обязательный «стиль»: чувства нужно демонстрировать! И вот ты уже не просто делишься болью, а пишешь пост в соцсети так, чтобы он был честным, но не слишком затянутым, а то не прочитают.
А вот человеку, которому очень даже комфортно в своем страдании, кто способен его выносить (о, как это важно!) и даже никуда не относить, могут сказать: «А что ты для себя делаешь?», «Может, это твоя точка роста, а ты сидишь?», «Где здесь твой отклик?», «Ты в отрицании?» То есть нынче страдание должно объясниться, переработаться, превратиться в смысл или ресурс. Иначе оно как будто нелегитимно.
В итоге мы получаем тираническую модель счастья, где нет места живому несовершенству. Так появляется странная форма насилия — насилие осознанностью. И самое главное, что базируется все вышеперечисленное на идее, что есть некое «правильно». Объективное и универсальное. А ведь это почти что параноидальная мысль…
Мы не роботы, требующие починки
Мы идем в бесконечные проработки, но с чем? С идеей о том, что такие, какие мы уже есть, это неправильно, ошибочно, обязательно требует исправления? Или с надеждой, что можно быть достаточно проработанным, чтобы жить без сбоев? Что что-то в нас обязательно требует избавления, а не интеграции и способности выносить реальность? Действительно есть «правильное» и «неправильное»?
Но мы помним, что в мире все относительно и не делится исключительно на черное и белое. Тем более все то, что касается человеческого субъекта. Как минимум потому, что человеческая психика — это не завершенный механизм, который можно исследовать вдоль и поперек и который может ломаться и ремонтироваться (это, к слову, еще одна идея, распространившаяся через всеобщую психологизацию).
А психика — не написанный до точки код
К психике не может быть инструкций. Человек — это не только его «Я», это еще и как минимум бессознательное, границы которого немыслимы (есть ли они вообще?)
Например, Зигмунд Фрейд, взявшись за не-биологизированное исследование психики одним из первых, не строил законченной системы. Он не предлагал человеку выздороветь, стать «нормальным» и перестать страдать. Он, скорее, пытался понять, откуда берется страдание и как дать ему голос.
Психоаналитик Жак Лакан пошел еще дальше. Он отверг саму идею психики как цельной и управляемой. В его модели субъект — это вовсе трещина, а не центр. Он всегда расщеплен. Структура желания никогда не может быть сведена к алгоритму. А бессознательное говорит языком, в котором нет гарантии смысла. В человеке всегда есть нехватка, разрыв, невозможность совпасть с самим собой, и это основа субъектности, а не то, что нужно исправлять.
Кстати, психоаналитические рассуждения схожи с идеями буддийской философии. В ней тоже нет представления о стабильном «Я»: то, что мы называем личностью, воспринимается как поток состояний, мыслей, ощущений, импульсов, непрерывно сменяющих друг друга. Психика не фиксирована, не постоянна, не управляется извне. Она — как течение, которое не остановить и не собрать в форму. Какое «проработанное состояние» может быть у течения?
Почему психология стала так популярна
Влияние прошлого
После десятилетий коллективизма ценность «Я» ворвалась в общественное сознание как нечто новое, желанное, почти сакральное. Каждый вспомнил, что у него есть границы, чувства, уникальность. И это была важная, закономерная и необходимая компенсация. Только со временем акценты уж слишком сместились — и самость стала не просто ценностью, а почти товаром, который нужно постоянно апгрейдить.
Капиталистическое настоящее
В нынешней капиталистической системе самопознание легко превращается в инвестицию: «Если я буду проработанным, осознанным, психологически зрелым — значит, стану более продуктивным, успешным и счастливым, смогу забраться повыше».
Эта логика экономична. И она идеально вписывается в ускоренную реальность: не нужно тратить годы на самоисследование. Лучше пройти марафон по «исцелению внутреннего ребенка» за три дня или узнать, кто ты по какой-либо очередной типологии, а затем подстроить под эту рамку всю свою сложнейшую психическую структуру и многогранную жизнь с ее ответвлениями (может, поэтому так популярна стала и та же астрология?) Упрощенная психология отлично продается. Она стала доступной — и в то же время сильно редуцированной. Нацеленность не на глубину, а на результат.
Тренды в соцсетях и рекламе
Соцсети — еще один и создатель, и усилитель трендов. В инфополе, особенно молодых поколений, стало нелегко быть «просто собой». Нужно быть стабильным, проработанным, «в ресурсе», знать свои травмы, иметь личного терапевта и уметь распознавать «нарциссов».
Риторика психологии стала нормой в сторис, рилсах, даже в комментариях под мемами. И что важно: этот психологизированный язык все чаще работает не на понимание, а на самопрезентацию. Люди рассказывают о себе словами, которые уже несут за собой определенный конструкт: «У меня избегающий тип привязанности», «Я действую из травмы». И если сначала это звучало как объяснение, то сейчас, когда этого стало слишком много, оно, скорее, превратилось просто в очередной ярлык.
В масс-медиа и рекламе тем временем нас давно уже призывают к бесконечному наслаждению. «Бери от жизни все», «Райское наслаждение», «Ты этого достойна» и так далее. Реклама как будто обязует нас хотеть, кайфовать, быть в удовольствии. Не просто иметь шампунь, а проживать сенсорный экстаз от его запаха. Тот, кто не наслаждается — выпадает. Выпадать — страшно, конечно. Так что пора пойти к психотерапевту, чтобы быстрее «захотеть хотеть»!
На этом фоне психотерапия стала чем-то большим, чем просто помогающей практикой. Она едва ли не заняла место религии. Она предлагает объяснение мира, добра и зла, причинностей и даже дает путь спасения. Более того, у нее есть и свои жрецы. Теперь это коучи, блогеры, лидеры мнений. Кто-то ведет марафоны, кто-то запускает курсы по исцелению рода, кто-то делает сторис с разоблачением «токсичных паттернов». Все это становится новой системой координат, где ты уже не просто человек, а проект.
И как любая религия, это требует веры. Только теперь в проработанность и способность рационализировать и контролировать все. Именно так мы теряем контакт с живым опытом. С болью, которая не всегда рациональна, с хаосом и человеческим бессилием (которое естественно), с тем, что невозможно объяснить, а значит и со своей уникальностью.
Тест: Не слишком ли сильно вы увлеклись психологией?
Каковы последствия
Утрата субъектности
Этот вопрос особенно интересен и важен в эпоху развития искусственного интеллекта. Машины уже учатся симулировать речь, эмоции, эмпатию. Осталось понять, что делает нас людьми. Мы привыкли думать, что все перечисленное — и есть мы, люди. Но, как сегодня можно наблюдать, все это вполне воссоздается нейросетями. А вот что невозможно воссоздать — это субъектность.
Субъект — это тот, кто желает. У кого есть внутренний мир, не сводимый к алгоритму. Кто не всегда знает, чего хочет, но продолжает это собственное желание искать. И кто не хочет быть объектом управления, парадоксально, даже собственного разума. Так если мы продолжаем думать о себе как о механизме, который можно отладить, не рискуем ли мы потерять эту субъектность? Стать набором паттернов, предсказуемым сценарием. Быть удобными для себя и других, но мертвыми внутри.
Увеличение перверсий
Все это может приводить (и, кажется, уже приводит) к большому количеству перверсивных явлений в обществе: когда наслаждение для человека становится самоцелью, а другой — всего лишь инструментом, объектом. Нарциссизм, о котором пишется сейчас сотни статей, к слову, относится к этой же области явлений.
А еще туда же:
люди, которые «удаляют» близких из своей жизни за один плохо подобранный жест;
друзья, которые по каждому поводу предлагают «пойти к психологу, а не ныть»;
отношения, где любые сложности воспринимаются как повод для «завершения контракта»;
коллеги, которые не обсуждают рабочие сложности, а «сохраняют свои границы» и по любому поводу пишут начальству, потому что «не обязаны тянуть на себе чужой эмоциональный груз»;
и наконец психотерапевты, которые прекращают работу, потому что у их клиента «нет мотивации к изменениям».
Мысль о том, что другой может быть сложным, противоречивым, неудобным — а ты сам можешь быть не идеален — уже сейчас для многих становится плохо переносимой…
Что такое хорошо, а что такое плохо?
Так точно ли все вышеперечисленное обрекает нас на катастрофу? Можем ли мы судить? Перверсия — это деградация морали или, наоборот, освобождение от оков? А может, эти формы — неизбежная адаптация к новому миру и не стоит смотреть на новую реальность глазами старого мира?
Кажется, мы стоим на стыке между тем, что было, и тем, что еще не обрело форму. Это нечто просто существует, оно просто есть, и мы еще не знаем, как к этому относиться.
И как быть?
Недаром именно этот вопрос. Не что делать. А как быть? Какое оно — нынешнее бытие?
Возможно, отвечая на этот вопрос, важно не впадать в паранойю контроля и не стремиться все понять и оптимизировать. Иногда полезно побыть какое-то время в живом, тревожном, но настоящем незнании. Ведь это пространство, где может родиться что-то большее, чем новая норма. Локально же каждый решает сам для себя. И в этом большой смысл. Иногда психологизация — единственный способ психики держаться, и это тоже нормально. Иногда нам нужно опереться на подобные идеи. Но что насчет попытки отказаться от привычных смыслов, попробовать поставить их под сомнение, задать вопросы? Выбирать жизнь со всеми ее противоречиями, хаосом, без страховки и без гарантий.
Нет, конечно, это ни в коем разе не означает, что нужно бросить психотерапию
Срединный путь! Отказаться от психологической помощи — это другая крайность. Главное честно ответить себе: точно ли психотерапия, психоанализ, психология — мой личный выбор, собственное желание, не принесенное извне? Какой реальной цели оно служит? Чего я желаю?
Есть ли в этом всем место не «правильному», а настоящему, естественному, иногда безобразному и совершенно точно несовершенному? Каким является мой собственный, уникальный метод бытия?
Да, мы все стремимся к счастью, разве с этим можно поспорить? Конечно, мы все хотим быть счастливыми. Но что такое счастье для каждого индивидуального существа? И действительно ли счастье = отсутствие какого бы то ни было страдания, «нервоза», «внутреннего конфликта»? А можно ли быть счастливым даже в своем страдании? Может, в том числе и в этом наша уникальность, красота только нашего узора жизни?
Психоаналитик Фрейдо-Лакановского направления, редактор Psychologies.ru