Чему (на самом деле) завидуют дети?

Проявления зависти довольно легко распознать. Ребенок не хочет расстаться с чужой игрушкой. Рыдает, если кого-то похвалили за рисунок, а его нет, и может даже ударить, порвать эту работу. Приносит из детского сада чужие вещи или начинает подворовывать деньги.

Мы отличаем зависть по завороженному взгляду дочери, который она не в силах оторвать от красивой куклы подруги и по досадливому: «Почему у Катьки есть все, а у меня только одна старая дурацкая барби?» И по возмущению сына-школьника: «Димочке своему любимому Мария Николаевна всегда дает выступить, а на меня даже не смотрит!» И по жалобам сиблингов: «Почему он.она всегда первая? Почему ей/ему самое лучшее?»

Зависть к другим людям — их материальным благам, их личным отношениям и достижениям, — когда она у ребенка возникает и где ее истоки?

«Где-то к пяти годам дети уже имеют опыт зависти, — объясняет психотерапевт Светлана Кривцова. — Почему именно в этом возрасте? Потому что примерно с четырех лет ребенку необходимо получать признание ценности со стороны родителей. Прежде, в раннем детстве, это было не так важно, там были другие знаки хорошего отношения. А вот лет с четырех, как говорил психоаналитик Хайнс Кохут, личность ребенка воспитывает блеск в глазах родителей. Без этого блеска «нарциссическое «Я» ребенка не может обрести достаточную зрелость».

Блеск в глазах — это не обязательно похвалы. Но дети очень чувствительны к тому, что родители замечают их достижения. Когда мать или отец отмечает, что их ребенок уже умеет хорошо делать (хорошо сказал/нарисовал/высоко прыгнул), он понимает, что получает тем самым признание со стороны родителей.

Все дети с 4 до 5 лет становятся как бы немножко тщеславными. Они очень чутки к тому одобрению и похвале, которые достаются другим детям, и испытывают к ним зависть. А потом это как-то само собой проходит. Насыщенные признанием, дети доверяют родителям и двигаются дальше с большей уверенностью. Но у некоторых детей эти болезненные переживания остаются. Иногда зависть проявляется как жадность («Не отдам!»), а иногда — как ревность («Ты меня не любишь так, как брата!»).

«Чувства ревности, зависти и жадности действительно тесно связаны между собой, близки по внутреннему механизму, — подтверждает Светлана Кривцова. — Все они связаны (у взрослого человека тоже) с отсутствием чувства «я хороший и достоин любви без всяких условий». Это чувство очень нужно человеку, и если его нет, он страдает и начинает отчаянно бороться за любовь, даже требует ее, и при этом остро чувствует несправедливость по отношению к себе, отмечает, у кого есть то, чего хочется ему, сравнивает, негодует и мучается. Когда ребенку приходится требовать любви — это значит, подломлен фундамент, на котором строится личность».

Принять разрушительные порывы

Слом «фундамента» происходит гораздо раньше, на втором-третьем году, когда ребенок, до сих пор столь зависимый от других, начинает проявлять свою автономную волю. Эрик Эриксон пишет, что в это время «на сцену выходят желания, буквально раздирающие ребенка на части». В это время особенно важно укрепить в нем чувство уверенности в себе и поддержать желание «самому стоять на ногах».

Если же родители не принимают его противоречивые, разрушительные порывы, они как бы дают ему понять, что с ним что-то не в порядке. В принципе. Что бы он ни делал. И ребенок верит, потому что дети верят своим родителям. И начинает чувствовать стыд за себя — такое чувство, которое мы испытали бы, стоя без штанов перед людьми.

В чем причина неприятия со стороны взрослых? Иногда — в их невнимании и неграмотности, в их собственных фрустрациях, которые они проецируют на сына или дочь. Но есть и другое основание: недостаточная чуткость к ребенку с особыми потребностями.

«Есть дети, с которыми мамы не испытывают серьезных проблем, — объясняет Светлана Кривцова. — С ними легко договориться, они хорошо играют и засыпают одни, им не требуется постоянное мамино присутствие. А есть и другие дети, для которых, по словам Клауса Бриша, ведущего специалиста по теории привязанности, недостаточно матери со средней степенью чуткости, потому что эти дети слишком уязвимы. Им от рождения больше, чем другим, нужно мамино внимание и бережное отношение».

Вот такие дети могут испытывать особенно большой дефицит самоценности. Они не осознают причину своих болезненных переживаний. Но бессознательно формируют определенный способ компенсации этого чувства недостаточной «хорошести». Как это происходит?

«В какой-то момент ребенок вдруг обнаруживает: если захотеть чего-то очень сильно, прямо возжелать этого (игрушку, например), тогда становится легче, — объясняет Светлана Кривцова. — Возникает и эмоционально закрепляется уверенность: если я получу это, то боли не будет. Фоновая тревога мгновенно превращается в активность ради обладания. И боль утихает».

Такой образец чувствования (мучительное переживание собственной нехорошести — привлекательный внешний объект — воля, направленная на его получение — снижение тревоги) теперь закрепляется и делается привычным. Правда, плохое чувство очень быстро возвращается вновь, снова приходится искать внешний объект желания. Все вокруг годится, чтобы стать эрзацем переживания «я хороший и достоин любви».

Ребенок теперь ненасытен в стремлении обладать вещами, которые есть у его приятелей. И одновременно начинает испытывать ненависть к тем, кто это имеет. Ему кажется, что ребенка, у которого есть этот телефон или конструктор, надо наказать, потому что это же несправедливо, ведь и ему самому это так надо.

Он завидует своему младшему брату или однокласснику, когда видит, что того любят просто так. Ему кажется, что когда он получит желаемое, то и он будет любим. Он начинает планировать, как он это заполучит, впадает в активизм и в этот момент испытывает облегчение, ему кажется, что контроль у него в руках, что он может что-то сделать.

Поэтому завистливые дети необыкновенно изобретательны, они рано или поздно получают то, что им надо. Но, к сожалению, получают они не то, в чем действительно нуждаются.

Чему (на самом деле) завидуют дети?

Не подозревать, а понимать

Как родителям реагировать на приступы зависти своего ребенка? Не подозревать и не обвинять его ни в чем плохом, а пытаться понять, что стоит за этой требовательностью. Поговорить о чувствах ребенка, для начала признав: «Я вижу, как ты сильно этого хочешь». А дальше — разбираться, с чем оно связано. Какого переживания ребенку сейчас не хватает? Что для него значит эта кукла или айфон?

Ребенок уверен: заполучив желаемое, он станет кем-то ценным, вызовет блеск в глазах. Бессмысленно ему говорить, что это эрзац, ошибка, это не поможет, пока у него есть дефицит собственной ценности. Родителями этот дефицит сформирован, но в их силах его и восполнить.

«Зависть не лечится ни поркой, ни наказанием, они могут только оттолкнуть ребенка, — напоминает Светлана Кривцова. — Она лечится искренностью, слезами родительскими (да, я люблю тебя, но ты так больно мне делаешь, что я плачу). Она лечится остатками доверия, привязанности, из которых можно что-то вырастить, если быть внимательным, сопереживать хорошему и плохому и поменьше оценивать, просто радоваться за него, восхищаться с блеском в глазах».

Будьте рядом с сыном или дочерью не в роли родителя, а собой, честным и добрым человеком, которого трогает все, что происходит с ребенком. У вас впереди еще много времени и много шансов, чтобы наполнить его этим согревающим чувством: он услышан, понят и любим просто так».

Светлана Кривцова

Об эксперте

Светлана Кривцова — член совета тренеров Ассоциации экзистенциально-аналитической психологии и психотерапии (GLE-Россия), главный редактор журнала «Экзистенциальный анализ».